Грибовский прищурился, отчего его лицо стало выглядеть даже более хищно, чем прежде.
– Врешь, – не спрашивал, а утверждал “ковбой”.
– Может, и вру, – Алекс коварно усмехнулся, – но ты ведь этого не узнаешь.
Они какое-то время играли в гляделки, пока Грибовский все же не произнес что-то вроде:
– Азиат мне этого так не спустит. – Затем закрыл дверь купе, поставил ее на сигнализацию с забавным звуком “кря-кря” и подошел к байку.
– А это…
– Племянница игралась с бортовым компьютером, а я уже привык, – со свистом процедил Грибовский и уселся на пассажирский, как его называли, диван, после чего весьма тесно обхватил талию Алекса.
Дум, крякнув не хуже утки на сигналке спорткара, посмотрел сначала на объятья, а затем на Грибовского.
– Дорогуша, ты гомофоб?
– Хай-гарденовец, – отрезал Алекс. – Позади есть упор, за него и держись.
– Какие мы нежные, – прыснул гвардеец, но тем не менее хватку разжал и схватился за хромированный перпендикуляр, торчащий сверху над багажником.
– Шляпу не потеряй. – После чего Алекс, откинув подножку, вновь крутанул ручку газа, и, опять разрезая поток, байк бросился вниз по проспекту.
Ревел мотор, стуча всеми своими цилиндрами. Усиленная подвеска крепко держала сцепление с дорогой, и Алекс мог себе позволить на, казалось бы, далеко не спортивном байке, не тормозя перед алым сигналом светофоров, закладывать немыслимые виражи, набирать жуткую скорость и полностью игнорировать поток магокаров.
Эльфы в их элегантных спортивных купе, орки и тролли в огромных внедорожниках, люди на самом разном транспорте и фейри, которые передвигались на пестрых авто последних моделей. Все они мелькали на периферии зрения Алекса.
Точно так же, как и сверкающие в ночи витрины дорогущих бутиков, в которых даже простой платок стоил дороже, чем был годовой доход работяги с заводских окраин.
Точно так же, как вывески клубов и кинотеатров, где проводили свое время молодые и не очень люди… и не очень люди.
Блеск ночного центра Маэрс-сити с его широкими проспектами, заполненными битком тротуарами, оставался позади. Алекс держал путь в район не столь презентабельный, как центральный, но все еще имевший свой собственный блеск и шик.
Район Амальгама-стрит, названный в честь своей главной улицы, был некогда, сейчас уже в меньше степени, Меккой для вольных умов. Анархисты собирались здесь, чтобы обсудить необходимость свержения правительства и свободы общим собраниям вольных магов. Художники приходили, чтобы оставить на стенах зданий новомодные граффити или, сев за мольберт, написать чей-то портрет или вид.