Ресторан только открылся, и посетителей в нем еще не было. У входа их встретил улыбающийся метрдотель и проводил к столику в глубине зала.
— Давай нам все, — махнул ему Федорос. — И пару бутылок сухонького. Лучше французского.
Судя по тому, что грек утвердительно кивнул, он понимал по-русски. Федорос заметил удивление Лимона и не замедлил объяснить:
— Это наш парень! Мыкался без дела. Но как только выучил язык, я его сюда пристроил. Ох, ты даже не представляешь, скольким требуется моя помощь. Приезжают сюда без денег, без языка, без профессии. Абсолютно непонятно, на что люди рассчитывают. Тут своих безработных полно. Нет, прут вовсю. А как нахлебаются капитализма, бегут ко мне, умоляют: «Помоги, Димитрис, будешь нам как отец родной». Можно подумать, я их всех лично в Грецию приглашал. Но поворчу, поворчу, а пристраивать пристраиваю. Сердце доброе. Они, естественно, процент мне отстегивают, так ведь и я им места не за спасибо достаю. Здесь чиновники тоже любят взятки. Сам как, надолго или на время?
— Как дела пойдут, — уклончиво ответил Лимон.
Федорос больше вопросов не задавал, потому что официант принес закуски. В центре стола, на большом плоском стеклянном блюде, воцарился фиолетово-розовый осьминог, поджаренный на скаре. Вокруг него горками лежали золотисто-апельсинового цвета огромные королевские креветки.
Каждому на тарелку положили по несколько жареных сардин. Кроме рыбы, на столе появились многочисленные салаты и белые хлебные лепешки — греческая пицца.
Федорос взял из рук официанта бутылку вина и сам разлил по фужерам.
— Ну, со знакомством. Порадовал ты меня своими фокусами. Чуть на большую неприятность не налетели.
Они выпили. Лимон принялся за еду и никак не отреагировал на его слова. Федорос продолжил:
— Насилу уговорил Ходжу отпустить моих ребят. Как же это они сдуру на тебя нарвались? Ты ешь, ешь. Мне ведь про тебя уже кое-что рассказали. С Москвой связался. Там, прямо скажу, осуждают твои методы. Пожилого авторитета грохнул, а молодого сосунка, который вез тебя в аэропорт, отпустил с Богом. От него много лишней информации пошло.
— Значит, знаешь, кто я такой? — не желая обсуждать содеянное, спросил Лимон.
— Я — человек пожилой, мне уже давно пора все знать. В этом — моя сила. Все строится на знании. Когда в Москве я начинал заниматься антиквариатом, народ понятия не имел, что это такое.
Карельскую березу от «птичьего глаза» отличить никто не мог. К булям «маркетри» мясорубки прикручивали. Что ты хочешь, пролетарское государство. Любимая мебель — тумбочки!