— Хватит, — перебил костлявый, — ясное дело, братья?
— Ясно, — отозвались голоса.
— Теперь будем думать, что делать.
— Нечего думать, — ответил Лукач, — этой же ночью отомстить, и крышка. Подпалить воронье гнездо, а супостатов казнить лютой смертью, чтоб не повадно было.
— Сегодня и удобно, — перебил его крестьянин, — половины охраны нет, а вторую снимем. Изнутри нам Хвесько ворота откроет.
Лесовики заговорили о чем-то между собой, но так тихо, что Ян ничего не слышал. Минут через пять, очевидно, все было решено, потому что костлявый поднялся и, протянув руки к огню, сказал тихо, отчетливо:
— Огнем очищаемся, огнем живем. Огнем караем. Да свершится суд праведный. Кто за казнь этим трем? Ты, старейший?
— Смерть, — проговорил старческий голос.
— Ты, Вепрь?
— Смерть, — пробасил Вепрь.
— Ты?
— Смерть.
— Ты, Лукач?
— Смерть, — небрежно бросил Лукач.
— Ты.
— Смерть.
— Смерть.
— Смерть, — повторило еще несколько голосов.
— Ты, самый младший?
— Смерть, — срывающимся голосом выкрикнул Николай, — и разрешите мне убить Фогта, очень прошу, пожалуйста.
— Хорошо, — согласился костлявый. — Я тоже иду на это, будем вместе. Я тоже стою за смерть. В случае моей гибели будет распоряжаться Лукач. Ночь на исходе, друзья. Потом соберемся и обсудим остальное. Пружина сжимается медленно, но ударяет быстро. Действуем. О следующем сборе оповестит чибис.
— Хозяин, — спросил Лукач, — а нельзя ли пощупать этого приезжего?
— Ну нет, — возмутился корчмарь, — это ты, Лукач, оставь. Если бы это не совет — я надавал бы тебе по шее. Он мой гость, и взять его — дудки.
— Да ну, я пошутил, — принужденно засмеялся Лукач, — он хоть спит?
— После окончания проверю, — сказал корчмарь.
Яна бросило в холодный пот от предложения Лукача, а от ответа хозяина стало совсем холодно на душе, и он начал осторожно пробираться к выходу, захватив подушку и рядно. Когда соскальзывал со стога, голос с другой его стороны, нежный и проникновенный, запричитал снова красивым и трогательным речитативом:
«О поле, зеленое поле, зачем покрыл тебя закат народа моего. Потоптана, потоптана рожь, кровью всходит посев, кровью и ножами. Огонь, огнем займется земля. Есть живые люди, есть. Местью красится земля, местью. О поле, зеленое поле».
Ян уже не слышал конца. Тщательно отряхнув с себя сено, он направился в пристройку, стараясь ступать бесшумно. Через минуту он уже лежал на сене в пристройке и старательно притворялся спящим. Кто-то открыл дверь, посмотрел в темноту и снова закрыл. Шаги и тихий голос: «Дрыхнет».
Последнее, что Ян услышал, был тревожный крик чибиса и легкий шелест множества босых ног по траве.