Нет, слишком много «предположим». Другой путь надо избрать сейчас же, не доходя до верха лестницы. Сейчас уже поздно, часа два пополуночи, через четыре часа будет светло, успеет ли он добраться к башне святого Фомы? Конечно, можно было бы броситься со стены, опустившись на длину веревки, и упасть в ров, но, во-первых, шум от падения услышат, а во-вторых, стены рва отвесные.
Если он не разобьется о них, то, конечно, не выберется из рва, и значит, будет ждать в нем, как крыса в западне. Ров отделен от болота перед башней св. Фомы шлюзом. Нет, лучше добраться за зубцами стены по наружному ободку с украшениями до висячего моста. («Вот чертовы куклы, — подумал он о строителях цитадели, — еще и о красоте думали, а ей, стене, этот ободок все равно как старухе венок на голову, только портит вид».) До висячего моста, а там будет видно.
Если добраться до «св. Фомы», то там есть в стене трещина, стена чуть осела. Как далеко она идет — неизвестно, но, во всяком случае, пара лишних саженей будет не во вред. А внизу болото, за ним камыш у ленивой Щуковицы, а там… ищи-свищи. Но как перейти через висячий мост, если на нем два караула?
Э, черт, не все ли равно. Авось поможет Ян Непомуцкий.
Он осторожно перекинул ноги через зубцы площадки и повис, стараясь нащупать ногами карниз. Болтался, как ему казалось, целую вечность, но… карниза не было. Он покрылся холодным потом. Устанут руки и потом… крышка, и как глупо. На всякий случай он перехватил руками два зубца и перекинул тело левее, потом опустил ноги и насколько было можно вытянул носки. Он уже терял надежду, когда его правая нога коснулась, наконец, твердой опоры. Тогда он опустил руки и стал медленно сползать на карниз.
Отчасти это хорошо, что он так далеко от стены, никто не увидит, когда будет по нему идти. Самым трудным делом было повернуться к стене спиной, не имея опоры для рук. У него болели плечо и спина. Страшное напряжение не прошло даром, но он повернулся, едва не упав. От одной мысли об этом его пробрала дрожь. Стены в восемь саженей, несколько футов обрыва, облицованного камнем, да плюс ров, глубины которого он не знал.
Он пошел, прижимаясь всем телом, дрожавшим от напряжения, к стене, цепляясь за нее, как за мать. Он отошел, как ему казалось, очень много, но когда оглянулся, увидел, что продвинулся едва на шесть саженей, а впереди путь без конца и края. Однако он машинально продолжал двигаться, а когда сильно устал, уже почти у поворота карниза, обходящего вторую площадку, даже позволил себе остановиться и передохнуть. Он был измучен до полусмерти, болело истерзанное тело, но он принуждал себя двигаться вперед. Он уже не думал ни о чем, стоять было хуже, и он начал карабкаться дальше, как лунатик. Спасала темнота, и она же сослужила ему и вторую службу. Он только представлял головокружительную высоту, на которой находился, но не видел ничего. Луна скрылась недавно, было душно, по небу бежали обрывки туч, к тому же он находился на другой стороне замка. У его ног клубился черный мрак, он мог предполагать внизу все что угодно, любые страхи, но он не видел бы ничего и поэтому не испытывал головокружения. Иначе он бы, наверное, упал, хотя и прекрасно лазал по деревьям в детстве. Он двинулся быстрее, огибая площадку. До часовых было так близко, что он слышал, как они говорили о каком-то мошеннике Рабенштерне, который ловко сбыл фальшивые деньги. Один раз кто-то поднялся и плюнул через парапет. Коса чуть не сорвался вниз, отпрянув в сторону. Мускулы от напряжения слабели. Спина становилась деревянной, и он с ужасом думал, сколько препятствий у него на пути. Он понимал, что шансов на спасение у него — один из сотни. А впереди еще висячий мост.