И они снова одно целое…
Именно это пугало. Уже дома, утром, расставаясь с Юрой всего на несколько часов – надо же на работу, она тосковала по нему всей душой. Каждая клеточка ее тела была его обителью. Где уж детской влюбленности с ее четырьмя домиками сравняться со зрелой любовью! Чем бы Галя ни была занята, она думала о нем, скучала по нему и хотела его. Она хотела его всегда. Это было какое-то сумасшествие. Она с трудом сдерживалась, чтобы не звонить каждые полчаса. Стоило услышать его голос, и она готова была бежать к нему сломя голову. На работе, в женском коллективе, ничего не скроешь, над ней подшучивали: мол, на улице осень, а ты похожа на мартовскую кошку… Галка не реагировала – такая чепуха ее нисколько не задевала.
После работы они шли в кино, на выставку, в гости, в театр, в ресторан, по магазинам. Их вкусы совпадали во всем. Дома, забравшись на диван, читали книги. Обнявшись, смотрели телевизор. Вместе мыли посуду. Вместе готовили. Во сне их тела переплетались. Едва проснувшись, он тянул ее к себе… Любовь была во всем – в чашке кофе, принесенной Юрой в постель, в его рубашке, которую она любила носить дома. В цветочных букетах в руках курьера, внезапно появившегося на пороге бухгалтерии. В изящном колечке с сапфиром и словах: «Выходи за меня».
– Господи… – выдыхает Катя, сжав кисти рук, – а что же случилось? Почему вы расстались? – шепотом спросила она.
Галя вытянула из-под себя ноги и опустила их на пол – от долгого сидения на диване они занемели, а слезы уже давно высохли.
– Почему? Все очень просто – он ушел.
– Ушел? К другой женщине? – лицо Кати вытянулось.
– Может быть… Не знаю, – Галка повела слегка занемевшими плечами, – и знать не хочу. Ой, да мы ж ничего не ели, – она вскочила на ноги, – сейчас кофе сделаю.
Она включила чайник и вернулась за стол. Быстрыми движениями нарезала сыр, помидоры.
– Кушай, а то кормлю тебя своими баснями.
– Нет, это не басни, – гостья мотнула головой, – это жизнь.
– Брось… Все давно уплыло, ушло…
– Но ведь болит?
– Не-а, вовсе не болит, это все месячные, сейчас второй день.
Чайник выключился, и Галка загремела чашками.
– Он предал меня и перестал для меня существовать. Конечно, я о нем вспоминаю, но сегодняшние слезы, повторяю, всего лишь физиология, не больше, – она поставила на стол сахарницу.
– Это ужасно…
– Да, ужасно, – она насыпала кофе и сахар в чашки, – и это все, – и она налила кипяток.
…И снова в ее голове раздаются слова Юры:
– Прости меня…
Ноги прикипают к полу, сердце бьется в горле, подступает тошнота. Она не верит его словам – этого не может быть! Но она тянет к нему руки, а он… Он такой чужой…