, Руан, его видели на протяжении многих дней, так же, как и в Везле
[217], Сансе
[218] и около множества других освященных памятников в тех краях. Бросив осматривать монументы ранней французской архитектуры с той же бесцельной поспешностью, какую он продемонстрировал, взявшись за это, Найт направился дальше и задержался в Ферраре
[219], Падуе и Пизе. Пресытившись искусством Средних веков, он принялся обследовать римский Форум. После этого он любовался лунным светом и поразительными видами неаполитанской бухты. Он повернул в Австрию, расстроил себе нервы и впал в депрессию на просторах Альфельда
[220] и Богемского горного массива
[221] и вновь освежил себя бризами на склонах Карпатских гор
[222].
Затем он обнаружил себя в Греции. Он посетил Марафонскую равнину и попытался вообразить себе поражение персов; Марсов холм – чтобы представить себе проповедь святого Павла древним афинянам, Фермопилы[223] и Саламин[224], пробежался мимоходом по фактам и традициям Второй греко-персидской войны[225]; все плоды его попыток были более или менее хаотичными. Найту мало-помалу надоели эти места, как и все остальные. Затем он пережил шок при землетрясении на Ионических островах[226] и отправился в Венецию. Здесь он плавал на гондолах туда и сюда по ее извилистой главной улице, Большому каналу, и слонялся без дела по узким улочкам и площадям ночами, когда ни единой ряби не возникало на поверхности лагун и никаких звуков не было слышно, кроме полночного боя башенных часов. После этого он неделями оставался в музеях, галереях и библиотеках Вены, Берлина и Парижа и оттуда возвратился домой.
Таким образом, время приводит нас к февральскому дню, который отделяют пятнадцать месяцев от дня прощания Эльфриды с ее возлюбленным на пожухлом скошенном поле, неподалеку от моря.
Двое мужчин, по виду явно не лондонцы, и с оттенком иностранного во внешнем облике, случайно столкнулись на одной из посыпанных гравием аллей, ведущих через Гайд-парк. Тот, кто был помоложе, который больше смотрел по сторонам, чем его собрат, увидел и заметил приближение старшего немного раньше, чем последний поднял глаза от земли, в которую он смотрел отсутствующим взглядом, что явно было его привычкой.
– Мистер Найт – это и впрямь он! – воскликнул молодой человек.
– Ах, Стефан Смит, – сказал Найт.
Можно было видеть, как вспыхнули одинаковые чувства и стали быстро расти в обоих, результатом которых стали выражения лиц менее открытые и радостные, чем чувства, кои первоначально выразили их черты. Это говорило о том, что следующие сказанные слова будут поверхностными, скрывающими стеснение с обоих сторон.