– Что мы с ней тайно условились хранить верность друг другу. И чтобы гарантировать это, мы условились пожениться.
Беспокойство и волнение Найта возросло, когда Стефан вымолвил эту фразу.
– Вы не против рассказывать далее? – попросил он, следя за тем, чтобы его слова прозвучали как можно спокойнее.
– О, совсем не возражаю.
Тогда Стефан дал ему полный и подробный отчет о свидании с Эльфридой на железнодорожной станции; о необходимости, под влиянием которой они предприняли поездку в Лондон, иначе брачную церемонию пришлось бы отложить. Долгое путешествие весь день и вечер; ее робость и внезапную резкую перемену в чувствах; кульминацию ее новых чувств по прибытии в Лондон; то, как они пересекли нижнюю платформу и немедленно отправились обратно, подчинившись исключительно ее желанию; путешествие всю ночь; ее тревожное ожидание рассвета; их прибытие в Сент-Лансес, наконец – с этого места очень подробно. И он рассказал, как жительница деревни, женщина по фамилии Джетуэй, была единственной особой, что их узнала, или уехавших, или приехавших, и как Эльфрида была до смерти перепугана при виде ее. Он рассказал, как он ждал в поле, в то время как его тогда уже заслуживающая укоров возлюбленная ходила в город за своим пони, и как последний поцелуй, которым они когда-либо обменялись, был дан за милю от города, по дороге обратно в Энделстоу.
Все это Стефан рассказал по доброй воле. Он верил, что, рассказывая все это без утайки, он слово за словом делает оправданными свои притязания на Эльфриду.
– Будь она проклята! Будь проклята эта злоязычница!.. То проклятое письмо, что нас разлучило! О боже!
Найт снова начал мерить шагами комнату, и эти слова у него вырвались, когда он находился в дальнем ее конце.
– Что вы сказали? – спросил Стефан, обернувшись.
– Сказал? Разве я что-то сказал? О, я просто думал о вашей истории и о том, как странно, что я впоследствии питал чувства к той же женщине. И что теперь я… я почти забыл ее и что мы оба вовсе не любим ее, разве что питаем к ней дружеские чувства, ну, вы знаете, да?
Найт продолжал стоять в дальнем углу комнаты, отступив в тень.
– Именно так, – сказал Стефан, ликуя в душе, поскольку искренне и простодушно принял за правду импровизацию Найта.
Все-таки он был обманут не столько полной маскировкой Найта, сколько силой убеждения, что заключалась в факте, что Найт прежде никогда и ни в чем его не обманывал. Таким образом, это предположение, что его собеседник перестал любить Эльфриду, было громадным облегчением чаши весов, которая целиком перевешивала в сторону Найта.