При виде глаз тети Юлии у мальчика упало сердце. Не обращая внимания на хождение взад-вперед многочисленных жрецов, он внимательно смотрел на нее, дожидаясь, когда она переведет на него взгляд. Она не могла не чувствовать его призыв, но отказывалась подчиниться. Она разом состарилась и выглядела теперь гораздо старше своих сорока лет; красота не выдержала горя, с которым она не имела ни сил, ни возможности сладить. Но в конце церемонии, когда все столпились вокруг нового фламина Юпитера и его куколки фламиники, чтобы их поздравить, Цезарь-младший все же встретился с Юлией глазами – и пожалел об этом. Она, как всегда, поцеловала его в губы и, уткнувшись лбом в его плечо, всплакнула.
– Мне так жаль, Цезарь-младший… – прошептала она. – Это величайшая жестокость, которую он способен был совершить. Он только тем и занят, что делает больно всем вокруг, даже тем, кого мог бы пощадить. Но это уже не он, умоляю, пойми!
– Я понимаю, тетя Юлия, – ответил мальчик тихо, чтобы никто больше не услышал. – За меня не тревожься, я все улажу.
Наконец, уже на закате, всем разрешили разойтись. Новый фламин Юпитера – со слишком тесным шлемом в руках, а не на голове, но обутый в сваливавшиеся башмаки, которые нельзя было стянуть ни шнурками, ни пряжками, – захромал домой в сопровождении родителей, непривычно притихших сестер, тети Юлии и Мария-младшего с невестой. На тяжелом шерстяном облачении новой фламиники Юпитера Цинниллы тоже не было ни узлов, ни пряжек; бедняжка семенила домой с родителями, братом, сестрой Корнелией Цинной и Гнеем Агенобарбом.
– Итак, Циннилла останется со своей семьей до восемнадцати лет, – бодро обратилась Аврелия к Юлии, намеренно поддерживая непринужденную беседу за поздней праздничной трапезой в триклинии. – Это целых одиннадцать лет! В этом возрасте они кажутся вечностью, в моем же – коротким мигом.
– Не спорю, – ответила Юлия бесцветным тоном, садясь между Муцией Терцией и Аврелией.
– Сколько свадеб! – так же приподнято подхватил Цезарь, не глядя на траурное лицо своей сестры. Он расположился на центральном ложе, обычном месте хозяина дома, предоставив почетное место рядом с собой новому фламину Юпитера, которому никогда прежде не дозволялась возлежать на пиру; странное, неудобное ощущение, как и все остальное в этот переполненный событиями день!
– Почему не пришел Гай Марий? – не подумав, спросила Аврелия.
Юлия вспыхнула и пожала плечами:
– Он слишком занят.
Аврелия была готова проглотить язык; она больше ничего не сказала и пристыженно оглянулась на мужа, ища поддержки. Но поддержки не было, – наоборот, заговорил Цезарь-младший, только усугубив положение.