Фанатка (Иванова) - страница 38

Но больше всего ему было скучно от самого себя – от своих старых, сотни раз перепетых песен, от собственной бездарности и творческого бесплодия.

Вот и сейчас – он сбежал от своей перепившейся компании, сбежал на неделю раньше оговоренного срока – ему надоело слушать одно и то же, говорить одно и то же, видеть одни и те же лица. Единственные люди, которых он бы хотел сейчас увидеть – это родители. Только они могли бы его выслушать, понять и дать дельные советы. Особенно мама… Но что об этом думать сейчас – их нет, они отдыхают на юге. Значит, придется рассчитывать только на самого себя.

Он поднимался в лифте к себе в квартиру и предвкушал целую неделю одиночества. Наверное, это было то, что нужно, побыть наедине с собой, разобраться со своими чувствами и со своей жизнью, в конце концов. Он сбежал после того, как Вика поставила ему ультиматум – либо они идут в ЗАГС, либо разбегаются в разные стороны света. Может быть, недели одиночества ему хватит на то, чтобы определиться.

В полумраке у дверей его квартиры уборщица яростно драила полы. Она так ожесточенно шлепала тряпкой по каменным плитам, так энергично возила шваброй, что любой другой на месте Жеки удивился бы – откуда это у пожилой Марии Петровны столько юношеского задора?

Однако певец был слишком занят своими мыслями, поэтому не обратил на уборщицу никакого внимания.

Он открыл дверь и вошел в квартиру, не заметив, каким взглядом проводила его уборщица.

Но, хоть и думал он сейчас совсем о другом, он не мог не заметить бардака в собственной квартире.

«Почему же здесь такая грязь? – удивился он и тут же вспомнил: – Ах да, Мария Петровна, которая два раза в неделю приходила к нему убираться, кажется, в отпуске… Да, вот и ее комплект ключей висит на крючке…»

И вот тут-то Жека и вспомнил про уборщицу на лестничной клетке. Если Мария Петровна в отпуске, то кто же тогда драит там полы? И не может ли эта женщина убирать и у него?

Жека не любил откладывать задуманное в долгий ящик, тем более что он был чистюля и ненавидел беспорядок, хотя убираться ненавидел еще больше. Он схватил ключи Марьи Петровны, быстро вышел на лестничную клетку и голосом, не допускающим возражений, проговорил в спину работающей женщины:

– Вот что, голубушка. Как закончите, уберите у меня, ладно? Не бойтесь, я хорошо заплачу. Вот вам ключи.

Уборщица обернулась, ее швабра с громким стуком упала на пол. Жека, как истинный джентльмен, наклонился, чтобы поднять ее, поэтому он не увидел, что «голубушка» – не тетка лет пятидесяти, а молоденькая, полненькая, раскрасневшаяся девушка в очках, на которые налипли мокрые черные прядки.