– Правильного ответа нет. Его не существует. Все это не может закончиться хорошо.
Макс смеривает меня взглядом. Несколько секунд мы оба молчим.
– Ты же это не всерьез, – в конце концов говорит он.
Я заставляю себя встать:
– Думаю, всерьез.
– Ты думаешь?! После твоих родителей. После воскресного завтрака? Ты хоть представляешь, с чем мне приходилось мириться ради того, чтобы быть с тобой?
– Но это так! Ты не должен был мириться…
– У меня есть право выбора? – Макс подходит ко мне совсем близко.
– Да! Нет! Не знаю… – Меня трясет. – Я просто пытаюсь быть честной.
– О! Ты готова быть честной.
Я судорожно сглатываю.
– Если честно, – говорит Макс, – я понятия не имею, кто ты на самом деле. Каждый раз, когда мы видимся, ты уже другая. Ты врунья, фальшивка. Что бы ты о себе ни думала, что бы тебе ни говорили родители, в тебе нет ничего особенного. Ты просто маленькая девочка с кучей проблем. Вот что я о тебе думаю.
И в этот момент… на мои глаза опускается черная пелена.
– Любовь, – бросаю я. – Я думала, ты меня любил.
– Я тоже так думал. Спасибо, что все прояснила.
Я в ужасе отшатываюсь назад. На один короткий миг мне хочется броситься к его ногам и молить о прощении. Пообещать стать кем-то еще, стать одним человеком.
Макс скрещивает руки.
А потом… мне хочется ударить его в ответ.
Я делаю шаг вперед и оказываюсь с ним лицом к лицу.
– Знаешь что? – шиплю я. – Я лгунья. Мне нравится Крикет Белл. Ты прав. И я встречалась с ним все это время! И он был в моей спальне, а я бывала в его. И я хочу его, Макс. Я хочу его.
Он трясется от ярости:
– Выметайся! Вон!
Я хватаю сумочку и открываю входную дверь.
– Я больше никогда не хочу тебя видеть, – помертвевшим голосом говорит Макс. – Ты ничего для меня не значишь. Понятно?
– Да, – отвечаю. – Спасибо, что все прояснил.
У меня кружится голова. Перед глазами мелькают яркие точки. Меня шатает. Пойти пешком или поехать на автобусе? Пешком или на автобусе? Я иду пешком. Да, пойду домой. Но потом я вижу автобус и каким-то чудом оказываюсь в нем, рыдая из последних сил. Хипстер с иронично закрученными усами разгоняет людей, освобождая мне место. Пожилой мужчина в бейсболке хмурится, а женщина в стеганой куртке явно собирается что-то сказать, но я отворачиваюсь, продолжая рыдать.
А затем я жму на звонок, выхожу из автобуса и плетусь вверх по холму. К дому. Такое ощущение, словно нечто разрывает мне живот, и грудь, и сердце. Как будто все внутренности вывернули наружу и выставили на всеобщее обозрение.
Как он мог? Как он мог говорить все эти вещи?