– Крикет, а ты… высокий.
Это самая глупая вещь, какую я только могла ему сказать.
Крикет Белл всегда был выше большинства парней, но за последние два года он прибавил полфута[10]. По меньшей мере. Его худощавое тело – костлявое и неуклюжее, хотя и обладающее определенной грацией – весьма заметно изменилось. Но говорить человеку, что он высокий, все равно что указывать, что на улице дождь. То и другое очевидно, и это очень раздражает.
– Это все волосы, – невозмутимо заявляет Крикет. – Причуды гравитации.
Его темные волосы действительно высокие. Они как бы свободно свисают… но только вверх, а не вниз. Не знаю, как это возможно при отсутствии серьезного количества мусса или геля, но даже в детстве волосы Крикета стояли дыбом. Это придавало ему вид безумного ученого, что, в общем-то, недалеко от истины. Волосы – одна из тех вещей, которые мне всегда в нем нравились.
До тех пор, пока Крикет не разонравился мне целиком.
Он ждет моего ответа и, не дождавшись, откашливается.
– Ты тоже выросла. Ну конечно. Я имею в виду, прошло немало времени… Ты совершенно точно… подросла.
Мы обмениваемся любезностями. Мой мозг пытается совместить образ нынешнего Крикета и Крикета из прошлого. Он здорово изменился, и все же он остался самим собой. Тем самым парнем, в которого я втюрилась в девятом классе. Мои чувства зародились еще в детстве, но тот год – год, когда Крикету исполнилось шестнадцать, – изменил все.
Я считаю, во всем виноваты его брюки.
Крикет Белл всегда был… классным. Он был симпатичным и умным, да и старше меня, так что вполне естественно, что у меня возникли к нему чувства. Но окончательно все встало на свои места в тот день, когда я обнаружила, что Крикет начал интересоваться своей внешностью. Не в плане самолюбования. Скорее что-то вроде «а может, мешковатые шорты и безразмерные кроссовки не самая привлекательная одежда для такого парня, как я?».
И Крикет начал носить брюки.
Классные брюки. Не хипстерские брюки, или школьные брюки, или что-то вроде того – просто брюки, говорящие о том, что парень знает в них толк. Хорошо сидящие по фигуре. Прямые, в неброскую полоску, подчеркивающие высокий рост. Да и костюмы с необычными пиджаками и винтажными рубашками смотрелись на нем клево.
Когда большинство парней из моей параллели едва ли были в состоянии вспомнить, застегнута ли у них ширинка – а те, кто реально заботился о своем внешнем виде, являлись скрытыми гомосексуалистами, – существовал Он. Вероятно дружелюбный, вероятно привлекательный, необыкновенно достойно одетый молодой человек, который – так уж случилось – жил в соседнем со мной доме.