КРАТКИЙ ОБЗОР БЛОКАДЫ ЛЕНИНГРАДА В НЕМЕЦКОЙ И РОССИЙСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
В канун 70-летнего юбилея полного снятия блокады Ленинграда президент Германии Йоахим Гаук принес официальные извинения в связи с организованной вермахтом осадой города и целенаправленным уничтожением голодом, бомбежками и артобстрелами его мирного населения. «Я могу лишь с глубокой скорбью и чувством стыда думать о войне на уничтожение, которую нацистская Германия вела против Советского Союза, — написал он в послании В. Путину. — Особенно ужасным событием войны стало окружение Ленинграда. Я говорю вам и вашему народу: мы разделяем боль утраты и сопереживаем выжившим, которые и по сей день страдают от последствий войны».[1]
Путь к этому признанию был не простым. Несмотря на то, что в ходе Нюрнбергского процесса командующему группы армий «Север» были предъявлены обвинения в организации гибели подчиненными фон Леебу войсками 632 тыс. горожан, адвокатам фельдмаршала удалось убедить трибунал в том, что в международном гуманитарном праве не было нормы, которая бы запрещала использовать голод как средство ведения войны, а поэтому и вины фон Лееба в этом нет.
В течение многих лет в западногерманской историографии тема блокады Ленинграда фактически замалчивалась, а попытки отдельных историков из бывшей ГДР[2] сказать правду о битве за Ленинград к изменению общей ситуации и признанию стратегии фактического геноцида в отношении ленинградцев в годы блокады успеха не имели. В послевоенной Германии доминировали два представления: во-первых, немцы видели самих себя жертвами, сперва нацизма, а затем и второй мировой войны, а, во-вторых, они предпочитали считать, что вермахт и его солдаты лишь выполняли приказы и действовали изолированно от преступной политической системы. В некоторой степени, и генералы, и солдаты тоже были своего рода жертвами. В то время как символом страданий гражданского населения Германии был Дрезден, символом страданий солдат считался Сталинград. Это вполне комфортное представление о немецком страдании было вплоть до последнего времени основой исторического восприятия войны, по крайней мере, в западногерманских землях.
Не случайно, что блокада Ленинграда оказалась на периферии исторических исследований, потому что серьезные работы неминуемо бы поставили под сомнение сложившийся в немецком обществе консенсус относительно истории второй мировой войны. Действительно, на подступах к Ленинграду в 1941-1942 гг. немецкие солдаты отнюдь не страдали. В блокаде Ленинграда роль СС была не столь заметна, как в случае оккупационной политики нацистов и уничтожения коммунистов, партизан, евреев, славян и представителей других «низших рас». Однако избежать обсуждения блокады вообще было невозможно. В течение многих лет в западногерманской историографии доминировали три основных подхода к этой теме: 1) рассматривать блокаду в качестве обычного для всех войн явления («на войне как на войне»), 2) ответственность за блокаду и ее жертвы несет высшее нацистское руководство и, прежде всего, Гитлер; 3) любые войны в любом их проявлении ужасны и блокады в истории отнюдь не редки, представляя собой до недавнего времени обычную форму ведения войны. Главной целью подобных попыток было вывести из-под удара вермахт, его солдат и офицеров, ставших после войны обычными бюргерами — основой новой пост-нацистской Германии.