— Ну прошу, браток. Помоги же! — в отчаянии крикнула Анна, и тогда шофер рванулся к мельнице, где стоял ее самолет.
— Эх, да ты с ума сошла! Давай скорее!..
Скорее не получилось. Немцы остервенело стреляли по самолету — пробираться пришлось ползком, короткими перебежками, в еще издали Анна заметила, что крылья ее машины и фюзеляж во многих местах продырявлены — перкаль обшивки трепыхался на ветру, словно старое рубище.
— Ну давай же, давай, — торопила она шофера, — крутани винт! Да осторожно, зашибет!
Проворачивая пропеллер, водитель полуторки ворчал, матерился, а как только мотор связного самолетишки, чихнув пару раз, заработал, он пригнулся до земли и пулей кинулся прочь.
— Эй! Куда же ты?! — крикнула вдогонку Анна, но водителя и след простыл.
«Что делать? Как взлетать?» — искала она выход. Машину надо было развернуть в обратную сторону — не на танки же направлять. Но вот совсем рядом разорвался очередной снаряд, от которого крылья мельницы рухнули на землю, а стальное чудовище с белыми крестами, словно принюхиваясь, поводило из стороны в сторону стволом пушки, зарокотало, залязгало гусеницами и поползло к одинокому самолету.
В минуты смертельной опасности Анну Егорову уже не раз спасала ее неистребимая жажда жизни. «Нет, надо найти выход, я буду жить!..» — настойчиво твердил внутренний голос, такой же непостижимый, как сама жизнь, и, двинув рычаг газа вперед до упора, Анна пошла на взлет.
Ее взгляд привычно скользнул туда, где стояли приборы, но на месте приборной доски в самолете зияла огромная дыра. Беспомощно торчали из нее обрывки проводов, на одном из которых маятником болтался указатель скорости. Войлочную спинку переднего сиденья тоже оторвало и забросило на козырек задней кабины.
«Была не была!..» — взлетев, Анна решительно прижала машину к земле и направила ее прямо на танк. Сколько прошло секунд — пять, десять, пятнадцать, — никто бы не сказал. Но, выдержав так до того, что перед глазами стали одни белые кресты, она рванула самолет вверх. И в следующее же мгновение все то, что минуту назад представляло поле боя, выйти из которого живой казалось почти невозможным, удалилось, затонуло где-то внизу, в глубине синих теней, и страх, тревога, парализовавшие волю, отступили…
Солнце легло за горизонт. Небо еще светлело, а землю уже затянули густые сумерки. Всматриваясь в темноту, Аннушка старалась найти знакомые очертания своего аэродрома, но, кроме мрачных терриконов, различить вокруг ничего не удавалось — и снова тревога: «Куда садиться?..»
Неожиданно вдали, по курсу самолета, вспыхнул огонек. Потянуло к нему. «А вдруг свои? Может, специально костер-то разожгли?..»