Билл ждал, чтобы доктор сказала больше, а когда она этого не сделала, он спросил:
— Это хорошо, верно? Перевод в реабилитационное отделение?
— Это шаг к полному выздоровлению.
— Неужели она скоро придет в себя? — спросил он с мольбой в голосе.
Он понимал, что доктор не волшебник и не бог и не может этого знать наверняка, но он не мог не спросить.
— Ее тело само определит этот момент, — сказала Дэвис. — Возможно, ее переведут туда уже сегодня вечером.
— Могу я спросить вас еще кое о чем? — спросил Билл. — Она гримасничает, когда я с ней говорю, выглядит взволнованной. Может быть, это от боли?
— Она может испытывать боль. Мы стараемся ее снять, насколько это возможно.
— Но это выглядит так, будто она хочет что-то сказать, сообщить что-то важное, но не может.
— То, что она пытается говорить, — хороший знак.
Когда она ушла, поскрипывая кроссовками, Билл посмотрел на Пейдж.
— Знаешь, Пейдж, я воспринимаю этот перевод в отделение реабилитации как небольшую победу. И ее лицо, и попытки говорить… Доктор права — это хороший знак.
Пейдж кивнула, ее лицо было серьезным.
Билл сказал:
— По сравнению с семьей, которая хоронит дочь, у нас дела обстоят неплохо.
В тот вечер Билл вошел в свой темный тихий дом в шесть тридцать. Он включил свет, а когда пошел в спальню, его шаги гулко отдавались в доме. Он чувствовал себя чужаком, тем, кто оказался в месте, когда-то населенном другими людьми, людьми, оставившими здесь фрагменты своей жизни.
Он пытался не останавливаться, но сделал это. Билл замер в дверях комнаты Саммер. Он не включил свет, но в окна светили уличные фонари, и он различил силуэты кровати и стола. Это была черная дыра. Но у него не было времени падать в нее.
Он направился в свою спальню.
Билл порылся в шкафу, взял куртку и галстук, который он не носил со дня обеда по поводу его награждения за хорошую работу, а было это шесть месяцев назад. Он надел чистые брюки и рубашку, затем обул черные туфли, которые так долго не носились, что уже изрядно запылились. Завязав галстук, он изучил себя в зеркале. Большая часть его черепа просвечивалась сквозь волосы, и он взял расческу, зачесал волосы на одну сторону, затем на другую и в конце концов сдался. Он решил, что возраст и неумолимый бег времени побеждают в битве. Эти несколько дней февраля, пролетевшие как одно мгновение, полностью изменили его жизнь.
Он не хотел идти на похороны. Церемония прощания началась в школе в пять часов, и к моменту прибытия Билла там уже собралось много народа. И из-за смерти Джулии, и из-за случившегося с Саммер он понимал, что чувствуют члены семьи Хейли. Они думали о тысячах и тысячах дней, которые у них отняли, сияющем пути мечтаний и устремлений, который больше не простирался перед ними. Да, воспоминания приносили утешение, но оно было временным. Родители всегда смотрят вперед, планируют и мечтают. Родные Хейли больше не могли этого делать. Билл чувствовал, как внутри у него все будто покрылось ледяной коркой. Родные Хейли чувствовали себя еще хуже. Намного, намного хуже.