По самолетам больше никто не стрелял, но они упорно снова и снова заходили в атаку на разгромленную колонну, вбивая в горящую покореженную технику все новые очереди. Правда, продолжалось это недолго – видимо, боеприпасы и горючее у советских истребителей подходили к концу. Выходя из атаки, они ложились на курс на восток. Немного задержался только Пе-3. Сделав круг над чадящей немецкой техникой, он выпустил две короткие очереди по одному ему видимым целям, и развернулся в сторону перелеска.
Тяжелый истребитель, ревя моторами, прошел точно над головами диверсантов и слегка качнул крыльями. Лена проводила самолет долгим взглядом.
– Спасибо, командир, – забыв о боли в ноге, произнес Игнатов, глядя вслед удаляющемуся Пе-3.
* * *
– Мой Фюрер, русские передали нам неофициальную ноту через своего посла в Болгарии[8]. Дипломаты болгарского царя переправили ее в Берлин.
– И чего же хотят эти восточные варвары, – Гитлер попытался пренебрежительно усмехнуться, но получившаяся гримаса была далека от того, что он хотел изобразить. – На фоне своих временных успехов просят перемирия и предлагают начать переговоры?
– Содержание ноты похоже на ультиматум, – осторожно ответил генерал-полковник Гальдер, – От нас требуют вернуться к соблюдению Женевского протокола 1925 года и прекратить применение химического оружия.
– Вот как? – вскинулся Фюрер, – и чем же нам грозят, если мы откажемся?
– Вот этим, – Гальдер расстегнул портфель и извлек из него кожаную папку с тиснением в виде орла, сжимающего в когтях свастику. – После неудачной попытки прорыва из Московского котла тяжелораненый генерал Роммель был вывезен самолетом в Рейх. По его приказу были сделаны фотографии с места гибели сводной танковой группы, пытавшейся преодолеть полосу химического заражения перед русскими позициями.
Начальник генерального штаба положил папку на стол и открыл ее перед Гитлером. Отличное качество изображений позволяло во всех подробностях рассмотреть полученные техникой повреждения. Гитлер взял в руки первую фотографию. Его лицо не выражало эмоций, но рука, сжимавшая снимок, заметно дрожала. Фотограф знал свое дело и смог выделить самые впечатляющие детали. Оплавленная броня Т-IV местами потеряла форму. Ствол курсового пулемета превратился в нечто больше похожее на оплывшую свечу. Командирская башенка перекосилась и съехала набок, как глазурь с подтаявшего мороженого. Танк выгорел полностью. На нем не осталось даже следов краски – только почерневшая искореженная броня.
Гитлер молча перебирал фотографии. Их было много, но Фюрер досмотрел всю пачку до конца.