Закрывала глаза, медленно считала до ста. Где-то к середине этого счета выплывало из небытия лицо Александра Синельникова с разлитой по нему досадою, и взгляд его выплывал, сторожкий, опасливый. Чего ты так испугался, скажи? Давай, давай еще поговорим… Хотя бы так, в моем полусне…
Так ты меня до конца и понял, Александр. Напора моего испугался. Сильной эмоции. А что она есть, эта эмоция – всего лишь огромное желание сбросить с тебя проклятое чувство вины… А может, правды испугался? Даже спорить не стал, просто сбежал. Именно так и сбегают от правды. Ну да, конечно. Конечно! Творческая натура, тонкая душевная организация, или как там еще о таких, как ты, говорят… В общем, слаб ты на правду оказался, нежный чистоплюй Александр Синельников. И защитить тебя некому. Помочь – некому. И потому – я должна тебе помочь…
Что, что ты головой мотаешь? Удивляешься, почему – я? Да я и сама не знаю… Просто чувствую – должна. Иначе никогда от своей тайной маетной любви не избавлюсь. Заплатить мне за нее надо – грехом… Пусть на мне будет грех, а ты…будешь свободен. Ведь ты очень хочешь на свободу, Александр Синельников?
Словно тугая пощечина прилетела в лицо, вздрогнула, села на постели. Что это было – сон, явь? Спина мокрая, холодная, в горле сухость. Надо встать, воды попить…
Осторожно перешагнув через мирно похрапывающего Леху, на цыпочках прокралась в кухню, припала сухими губами к стакану с водой. Села у окна, стала глядеть темноту. Долго глядела, потом усмехнулась – гляди не гляди, а надо дальше свою думу думать, все равно от нее никуда не денешься.
И мысли послушно поплелись назад, на то самое место, где так опасно споткнулись. Где высветилось это страшное и колючее слово – грех. Странно, почему именно оно в мыслях высветилось, как будто более четких аналогов нет…
Ах, да, понятно, почему высветилось… От бабушки Зинаиды наследство, папиной матери. Сильно верующая была старушка, как сейчас говорят, воцерковленная. Она и заставила ее в детстве строчки из Книги Притчей о грехе выучить. И спрашивала потом все время, и она повторяла старательно зазубренное, как детский стишок на утреннике: «…глаза гордые, язык лживый и руки, проливающие кровь невинную, сердце, кующее злые замыслы, ноги, быстро бегущие к злодейству, лжесвидетель, наговаривающий ложь и сеющий раздор между братьями…»
Да, все так. И про руки, и про сердце, кующее злые замыслы. Но… какие такие замыслы, честное слово? Нет у нее никаких конкретных злых замыслов. Там, где мысли споткнулись, она другое имела ввиду. И сердце ничего, кроме сомнений, не ковало. Сомнений о том, есть ли у нее право предоставления выбора. Да, именно так! Каждый человек должен иметь право выбора. И Варя Анисимова – тоже. А если его нет, значит, кто-то другой должен его предоставить. Обязан даже. А про выбор в этих заученных строчках о грехе ничего нет… И про того, кто может этот выбор дать…