— А во-вторых, — и в главных! — Елена Викторовна, что значит «верю», «не верю»? Ну, применительно к астрологии? Можно верить или не верить в Бога, в Переселение Душ, в Рай, Ад, Карму — то есть в то, что принципиально не познаётся разумом, а в астрологию… конечно, если считать её наукой. Хотя… в Междуречье, в Египте, в Греции… где, собственно, астрология зародилась… однако, с другой стороны, в древности вера и знание вовсе не разделялись пропастью. И вообще… это трагическое противостояние между «верю» и «знаю»… между религией и наукой… простите, Елена Викторовна! Что называется, повело! Так вот, возвращаясь к «сглазу» и «порче»… Елена Викторовна, совершенно не имеет значения — верю ли я в их возможность. Главное — что верите вы… и если ваша подруга Мила… Мила — это ведь от Людмилы?
— Да, Лев Иванович. Людка, Милка — какая разница! Стерва она — и всё! Ну и, конечно, сволочь!
— Однако, Елена Викторовна… вы ведь дружили с ней? И «раздружились», как я понял, совсем недавно?
— Ну, Лев Иванович, — дружили — было бы сказано. В общежитии в пединституте жили в одной комнате. Она ведь старше меня на четыре года. Да и других девчонок — тоже. Которые жили вместе с нами — ну, в одной комнате. Пришла после зимних каникул — когда мы учились на втором семестре — ну, из академического отпуска, после рождения Андрея. Которого она сразу сплавила к бабушке. Нет, Лев Иванович, вы представляете?! Только-только отняла от груди и сразу — к бабушке?! Это что же за мама такая! Да таких мам…
Дабы не учинить новую неловкость, Окаёмов вынудил себя выслушать, не перебивая, пятнадцатиминутные «откровения» госпожи Караваевой, из коих сделал единственный не совсем бесполезный вывод: кем-кем, а сплетницей Елена Викторовна является первостатейной. Только вот об Андрее… сообщив данные о его рождении, другой информацией о своём юном любовнике госпожа Караваева почему-то не спешит делиться…
В полслуха слушая гневный обличительный монолог разошедшейся «бизнесвумен», — нет, первое впечатление оказалось обманчивым, выдержки и спокойствия Елена Викторовне явно не доставало! — Окаёмов параллельно пытался осмыслить выведенную на экран натальную карту Андрея. Это ему удавалось плохо — слишком много противоречивых показателей, да плюс, как обычно, неясность относительно времени рождения: утро, приблизительно семь часов, увы, очень приблизительно — Лев Иванович всё более злился на себя: «Жадина-говядина! Позарился на «лишние» полторы сотни! Забыв, что тебе не тридцать! И даже — не сорок! Нет, господин Окаёмов, отныне — баста! После свидания с Зелёным Змием на следующий день — ни, ни! Никаких Незнакомок! Никаких «лишних» сотен! Отныне, сволочь, будешь в одиночестве опохмеляться пивком да каяться в своём греховном пристрастии!»