Стивен спустился в собачью дыру, и пока он там висел на локтях, ища ступнями ванты, произнес про себя: «Сегодня для Джека возможно наступит истинная перипетия. Господи, молю тебя, чтобы его трагедия завершилась счастливо и…». В этот момент добрые руки ухватили его лодыжки, направив их на устойчивую точку опоры.
В кормовой каюте Мэтьюрин с изумлением обнаружил, что Джек Обри ждет его стоя — необычно высокий, угрюмый и строгий, в хорошем сюртуке бутылочного цвета и блестящем свежеповязанном шейном платке.
— Правда, Стивен, ну что ты за тип? — услышал он. — Нас пригласили на обед в кают-компанию, а ты будто только что с брандвахты. Падин, сюда! Позовите Падина. — Когда тот явился, Джек приказал:
— Немедленно побрей и причеши своего господина. Достань его лучший сюртук, черные атласные бриджи, шелковые чулки и ботинки с серебряными пряжками. Он должен быть здесь через пять минут.
Через пять минут доктор был на месте, с тремя небольшими кровоточащими порезами и смущенным видом. Джек стер кровь носовым платком, поправил ему парик и сюртук и быстро отвел в кают-компанию, где хозяева радостно их приветствовали, пока на палубе отбивали три склянки послеобеденной вахты.
Так получилось, что капитан «Сюрприза» первый раз обедал в кают-компании с тех пор, как корабль стал частным. До захвата «Спартана» и его призов у офицеров не было средств его приглашать, а во время напряженных дней в бухте Полкомб было не до развлечений.
Так что обед оказался необычно шикарным, тем более что повар кают-компании решительно собирался превзойти Ади. Но хотя стол ломился от омаров, раков, крабов, морских языков и мидий, приготовленных тремя различными способами (всё бесчестно добыто на «Тартарусе»), между обедающими зияли прогалы. Джек сидел за этим столом много лет, и он всегда был полон, а иногда набит гостями локоть к локтю. Но сейчас за ним не сидели ни офицеры морской пехоты, ни штурман, ни казначей, ни капеллан, ни гости из числа мичманов или с других кораблей. Джек один занимал целую сторону, сидя справа от Пуллингса.
Напротив сидели Стивен и Дэвидж, а Мартин занял конец стола. Пришлось тяжко, по крайней мере вначале. Джек Обри, хотя и знакомый с Вестом и Дэвиджем, и осведомленный об их профессиональных качествах, вне пределов службы их совершенно не знал. С ними приходилось нелегко, как и с любыми другими незнакомцами после суда. Со своей стороны, офицеры считали Обри устрашающим, да и свое разжалование они тоже переживали — они лишились своего образа жизни, надежды на будущее, большей части своей идентичности.