Он замолчал, потом, озаренный какой-то догадкой, сказал, понизив голос:
— А не отвлекающая ли группа Атаев? Вымотают нам нервы, заставят только на него смотреть, а за его спиной настоящие придут. А? Как на вашу думку, товарищи?
— Грубо очень. Шаблон, — сказал капитан.
— А не наоборот ли? Не новый ли, оригинальный ход? — задышал Кравченко горячо и шумно, и ноздри его носика зашевелились, будто он принюхивался к чему-то. — Ой, не грубая работа, не шаблон, а что-то другое! В их поганом ремесле, если по шаблону работать, сразу, как муха, влипнешь.
— И все-таки не получается, — качнул головой капитан. — Значит, по-твоему, Дурсун «на себя огонь вызывает»? Хватит ли на это душонки платного шпиона и убийцы? Нет, не получается!
— Сверху берешь, товарищ капитан. Ты вглубь бери! А ненависть? Собака не из корысти, а от злости кусает. Что, не верно? — торжествующе хлопнул Кравченко по могучей ляжке. — Ты ненавидишь кого-нибудь?
— Конечно.
— Кого например?
— Ну… — почесал щеку капитан. — Капитализм, например, поджигателей войны…
— Да нет! Человека, живого, с которым встречаешься, разговариваешь, может быть?
— Тогда… По-настоящему, пожалуй, нет.
— То-то и оно! Настоящая ненависть — это огромная штука, это оружие страшной силы! Верно или не верно?
Капитан молчал, искоса, уголками глаз поглядывая на Кравченко. «А ведь умен, черт! И вправду вглубь копнул!..» Кормилицын любил этого резкого, как выстрел, но по-детски прямодушного человека. Дружить с ним легко, а служить — трудновато. Четкий, исполнительный, по-солдатски выносливый и невзыскательный и с поистине звериным чутьем на врага, старший лейтенант служил весело, азартно, красиво. Прирожденный пограничник! Но вот беда: горяч он страшно. Много в нем этого самого азарта и ненужного риска. Если потянет с границы опасностью, тревогой, для старшего лейтенанта это как удар для гремучей ртути. Каждую минуту может взорваться! Тут за ним следи в оба!
Кормилицын снял руку с подбородка.
— Ты действительно вглубь взял. Но откуда у него такая ненависть?
— Это мы и должны выяснить.
На столе начальника запищал зуммер телефона. Кормилицын взял трубку, послушал, напряженно собран лоб гармошкой, и сказал тихо и строго:
— Не кричите в трубку. Не нервничать. Спокойнее.
— Откуда? С границы? — спросил Кравченко.
Но капитан выставил отстраняюще ладонь и продолжал разговор.
— Так. Все понятно… Нет, ничего больше не предпринимайте… Разрешаю. Напарника оставьте, а сами являйтесь немедленно. Аллюр три креста.
Он положил трубку.
— С границы. Старший наряда сержант Волков. Просил разрешения явиться со спешным и секретным докладом…