— Бросьте вы, товарищи, шептаться, говорите громко. Он теперь проснется, когда есть захочет.
Кравченко, потянувшийся снова к телефону, вздрогнул. Неожиданно запищал зуммер. Вызывала граница. Капитан, сразу очутившийся около телефона, взял трубку. Слушал он молча, а дав отбой, сказал:
— Дурсун направился к Сарыбашу.
Офицеры вскочили, передвигая под руку пистолетные кобуры.
— Младший лейтенант, в дежурку! — приказал капитан. — Два автомата, два бинокля и два маскировочных халата… Стойте! И два индивидуальных пакета. Вечно забываем!
Шералиев убежал. Капитан ушел в спальню и через минуту вернулся одетый в форму, потемневший, потяжелевший.
— Есть кое-какие соображения. Разрешите? — остановил его Кравченко.
— Отложить нельзя?
— Соображения по ходу намеченной операции.
— Давайте. Только побыстрее.
— Я насчет Мушки. Помните, как она в канцелярии бросилась на Атаева? Теперь могу объяснить почему.
— Ну-ну?
— Учим мы наших собак остерегаться табака и перца или не учим?
— Постой, постой!..
— Нарушитель идет через границу — потеет от страху, его след собака сразу берет. Вот и засыпает он свой след…
— Верно, верно! — обрадовался капитан. — У мираба была в руках вязка перца.
— Потому и на Сарыбаше собака его след не взяла! — закричал Кравченко. — Он там своим перцем навонял. Учтите это, когда обкладывать его будете.
— Сегодня все узнаем, Юрка! — успокаивающе тиснул капитан товарища за плечо и выбежал.
Кравченко посопел, поскреб ногтем облупившийся нос и двинулся к двери, но в комнату вошла тяжело дышавшая, видимо, бежавшая жена капитана.
— Секретная операция? — спросила она, подойдя к окну и глядя на уходившего мужа.
— Что вы! — тоненько, беззаботно засмеялся старший лейтенант. — На охоту они пошли, на кабанов.
Клава жалобно улыбнулась, и с этой улыбкой смотрела вслед мужу, пока тот не скрылся за домами. Потом быстро повернулась и ушла в спальню, к сыну.
* * *
День ломался к вечеру, когда Кормилицын и Шералиев вышли с заставы. Небо над головой еще пылало горячей синевой, но на севере оно, зеленое и прозрачное, начало уже остывать.
В тугаях офицеров ждал сержант Волков. Он привел их на место, где камыш был слегка примят. Пахло сырым песком, гниющими растениями, близкой водой. Волков осторожно стволом автомата раздвинул камыш — и блеснула река, сплошь в пушистой ватной пене. На низком противоположном берегу раскинулся в жаркой дремоте, как лихорадочный больной, Улучамлар. Казалось, протяни руку — и дотронешься до его шелудивых стен. Шералиев остро ощутил себя на обрезе родной земли. Еще шаг — и оборвешься, как в пропасть.