Затем он прошел через дыру и встал по другую сторону, на него накатило головокружение, отчасти волнение, отчасти страх.
― Видишь, ― сказала она, стоя позади забора. ― Ты сделал это, там достаточно места.
И оно было.
В некотором роде.
Он стоял на плато, которое выступало над гигантской чашей карьера, но теперь не было ничего, что могло защитить его от долгого падения на острые камни. Ограждение было расположено вокруг карьера в форме большого, неровного круга. По большей части оно подходило прямо к краю, и за ним не было ничего, кроме крутого обрыва. Кратер образовывал неидеальный круг, так что тут и там участки земли оказывались зажаты между ограждением и выступали над карьером, как пристани на озере. Участок, на котором стоял он, был достаточно большим, чтобы она присоединилась к нему, и она, изгибаясь, пролезла внутрь. С одной стороны, высокие, густые кусты создавали естественный барьер по краю. По другую сторону плато было незащищенным. Он почувствовал тошноту просто стоя там. Он знал, что, если закроет глаза и сделает три шага вперед, то упадет с обрыва, умрет и исчезнет навеки.
― Ты сделал это... почти! ― сказала она, но это было неправдой.
Самая сложная часть, часть, которую она дважды бросила ему вызов сделать, все еще была впереди. Она хотела, чтобы он держался за сетку и покинул относительную безопасность их скалистого пристанища и прошел вдоль края карьера, на которой имелась лишь небольшая, изрезанная выбоинами травянистая дорожка. Ему придется поставить ногу на уступ, который не шире его ботинка, держась за жизнь растопыренными пальцами, цепляющимися за восьмиугольные прорези сетки, и переставляя руки.
Он снова наклонился вперед и посмотрел на землю далеко внизу.
― Я не знаю, ― сказал он, пытаясь, чтобы его голос звучал спокойным. ― Что, если я упаду?
― Ты не упадешь. Фредди Эндрюс не упал.
― Да, но ему тринадцать, ― напомнил он ей, ― а его отец в тюрьме.
Это значило, что Фредди нечего терять, потому что его жизнь уже была невыносимой и не станет лучше, никогда. Фредди шел по краю изнутри так, будто ему было все равно упадет он или нет. Он добрался до другой дыры в ограждении, которая была, по меньшей мере, в двадцати шагах по краю. Затем он вылез под радостные крики, которые, должно быть, стали светлым пятном в его грустной юной жизни.
― Нее, ― сказал он. ― Я мог бы это сделать...
Он хотел, чтобы она думала, что он на это способен.
― Я просто не хочу.
― Иди! ― подтолкнула она его.
А затем улыбнулась, эта улыбка, казалось, шла откуда-то изнутри и осветила что-то внутри него. Эта улыбка, заставила его захотеть сделать все, что она попросит.