Вот он лежит с пулей в голове, а рядом — заветное османское ружье.
Ложа, отделанная слоновой костью, покрыта пылью и залита кровью, и все равно Генерал видит, какое это сокровище. Два сокровища, думает он на бегу, подхватив своего раненого, и умирающего, и уже мертвого сына.
Уже сейчас ему ясно: отцу пережить такое — это немыслимо. Сграбастать в охапку то, чего не может быть, и прожить после этого хоть секунду?.. Тут что-то не так, неверно. Генерал прижимает к себе окровавленное тело мальчика и внимательно оглядывает все вокруг. Да. Что-то в его вселенной пошло криво.
Фарид вяжет последний узел и кончает убирать грот. Вечер прекрасный, и он никуда не торопится.
Джошуа ждет его на пристани.
— Мне очень понравилось сегодня, — говорит Джошуа. — Я уверенней себя чувствую — не знаю, насколько это важно.
— Это очень важно. И еще я заметил, что вечером у вас лучше получается.
— Может быть, в сумерках вы просто замечаете меньше ошибок.
— Может быть, и так.
Наведя полный порядок, Фарид берется за протянутую руку Джошуа и прыгает на берег.
— Мне думается, — говорит он, — что у некоторых людей всякое дело лучше выходит в определенное время суток. Если вы сова, вам стоит это учитывать и приниматься за самое важное в наиболее подходящие часы.
— Уроки жизни и хождения под парусом, — говорит Джошуа.
— Я не шучу. Меня долгий опыт этому научил.
Джошуа кивает и, уже достав ключи, начинает уходить. Но увидев, что Фарид не идет, он останавливается.
— Я еще побуду здесь, — говорит Фарид.
— Я предполагал, что вам может захотеться. — И, похоже, сочтя, что это требует пояснения, Джошуа добавляет — Это я первую неделю вспоминаю, когда вас тут видел. Вы просто сидели и… созерцали.
Фарид ничего на это не отвечает, и, помахав ему на прощание, позвякивая ключами, Джошуа направляется к дорожке, ведущей на улицу.
Фарид смотрит ему вслед, соображает, пытается его прочитать.
К своему собственному удивлению, он окликает Джошуа, чувствуя при этом, что подал голос куда громче, чем нужно. Затем, хотя и не намеревался сейчас, думал дождаться другой возможности, он говорит:
— Хотел вас спросить. Что если с Египтом у вас все было бы улажено?
Джошуа разворачивается.
— Что если — что? — переспрашивает он.
— Я связался кое с кем насчет вашей каирской сделки. Если вы заинтересованы, то я знаю человека, который может уладить ваши проблемы в порту.
Джошуа поднимает руки, капитулируя.
— Поверьте, я не пытался вас подключить. Мне до сих пор неловко, что я завел об этом разговор. У меня все время с того дня это занозой сидело в мозгах, — говорит он. — Так или иначе — нет, это было бы слишком большим одолжением.