— Я уже под впечатлением, — говорит Z. Как ловко она орудует на кухне! Прерывается только для того, чтобы протянуть ему свой бокал.
— Ничего особенного. Будет простая симпатичная паста. И салат, чтобы твое ашкеназское сердце билось как следует.
— Ты уже обеспокоена моим здоровьем?
— С той минуты, как ты сказал мне, что три недели подряд пересекал город ради рубленой печенки.
Все идет гладко, пока не выясняется, что в квартире нет соли, о чем она высказывается как о поразительном свидетельстве его жалкого холостячества.
— Соль, оливковое масло, — говорит она. — Это же базовые вещи.
Она без спроса хватает его ключи и выскакивает в ближайший магазинчик.
Он смотрит на нее в окно, следит взглядом, как она идет в вечерних сумерках.
Они ужинают вдвоем, и все ровно так, как она обещала: просто, чудесно и по-домашнему. Она крошит ему боттаргу поверх спагетти, и, попробовав, он, как у него уже не раз бывало с этой женщиной, испытывает мгновенный прилив любви.
— Любимое блюдо моего отца, — говорит она ему. На вопрос, как называется эта еда, отвечает: лучше просто ешь и наслаждайся.
Так Z и поступает. Ест, наслаждается и поглядывает через стол на женщину, чьи гигантские кудри безупречно падают на лицо всякий раз, как она опускает глаза в тарелку.
Z хочет налить остатки вина из второй бутылки, и тут он первый раз чувствует, как долго они уже сидят, беседуют, пьют и до чего он одурманен.
Едва он приподнимает бутылку, как официантка задерживает его руку.
— Холостой мужчина никогда не должен выливать все до последней капли.
— Ты уверена? Я буду потрясен, если окажется, что на свете есть суеверие, которого не было у меня в семье.
— Это итальянское, не еврейское, — говорит она и так настойчиво опустошает бутылку, что Z кажется — сейчас она выжмет ее, как посудное полотенце.
Они перемещаются с бокалами на диван, стоящий вдоль короткой стены между обеденным столом и спальней, которая в квартире, снимаемой Z, сходит за гостиную. Официантка прислонилась спиной к изголовью дивана, вытянутые ноги положила Z на колени.
— До сих пор поверить не могу, что ты у меня, — говорит он. — Прекрасная официантка, которая принесла мне обед. И… тебе может стать не по себе, если я скажу… Можно? — спрашивает ее Z.
Она великодушно кивает.
— Когда я вошел в ресторан, ты была у переднего окна, которое на улицу. Ты еще не повернулась ко мне лицом, а я уже влюбился. Это очень странное признание? Оно тебя не пугает? Что меня пленил твой зад.
— Мой зад? Ты этой частью тела пленился?
— Всеми твоими частями, — говорит он. — Всеми в равной степени.