Z устраивался в библиотеке на четвертом этаже, и было чувство, что его обволакивает атмосфера самого светлого израильского будущего, какое только можно себе представить. Вот что ему важно сейчас дать официантке понять: что гора Скопус воплощала все его мечты о том, чем может стать Израиль.
Бок о бок за этими учебными столами сидели верующие и атеисты, арабы и евреи, богатые и бедные, белые и коричневые (а изредка и черные). Группировались по специальностям, по учебным курсам. Студенческое бытие, как во всех университетах мира, базировалось на двух универсалиях, на двух столпах: учиться и трахаться.
Кампус был средоточием секса и науки, убежищем от привходящей политики и привходящей ненависти, которые постоянно сотрясали страну. Весь этот шум тут словно бы отфильтровывался, оставалась надежда в чистом виде. Они ждали на этой горе неизбежного воцарения гармонии, обетованной благой перемены, перспектива которой в буквальном смысле вытянула Z в Израиль из Америки. Он переехал в Израиль, чтобы сделать свой вклад в эту счастливую эпоху. Он форсировал свою алию, переведясь в Еврейский университет посреди магистратуры, потому что боялся, задерживаясь в Америке, упустить время.
Он боялся, что мир установится без него.
Z признаёт, отвечая на вопрос официантки, что были, конечно, в студенческом самоуправлении юные политиканы с далеко идущими планами и что имелись в кампусе юные идиоты и носители бредовых идей, которые рассчитывали профессионально процвести и внедрить свои идеи на других поприщах. Но их легко было игнорировать, их воздействие заглушали доброта и радостный идеализм, которые тут главенствовали.
Ничто не демонстрировало неповторимую нормальность этого оазиса лучше, чем неписаное послабление, позволявшее человеку отойти на время, оставив на столе сумку.
Z не знал, кроме университета, такого места в стране, где первый, кто увидит оставленную сумку, не оповестит об этом всех громко и без колебаний, где не вызовут группу обезвреживания, где немедленно не протянут заграждение. Это происходило так часто, что любое опоздание на ужин или выпивку можно было объяснить универсальным образом: «подозрительный объект» — это было оправдание на все случаи жизни. Z навсегда запомнил лицо бизнесмена, бегущего назад к своему забытому чемоданчику и прибегающему как раз вовремя, чтобы увидеть, как его взрывают саперы, как все деловые бумаги взлетают в воздух и кружатся над тротуаром.
Но в кампусе никто не требовал, чтобы ты забрал все книги из твоего излюбленного библиотечного отсека, если выходишь выпить кофе, покурить или помочиться.