Атрей не стал просить его продолжить.
Кор поднял глаза.
– Вы знали? Вы знали, что все так будет?
От улыбки Атрея веяло холодом.
– Ничего нельзя предугадать, – сказал он. – Однако развитие событий во время крупных восстаний обычно весьма предсказуемо. Мы предполагали, что, когда народ попадет во Дворец, нам станет трудно его контролировать.
Атрей умолк, давая нам время обдумать его слова. А затем продолжил.
– Но все оказалось хуже, чем мы ожидали. Я это признаю. Но мы с самого начала шли на риск. Это было непростое, но необходимое решение. Лучше было пережить эти смерти… – Атрей постучал пальцами перед лежавшим перед ним буклетом, – жестокие убийства, чем гибель множества невиновных людей в будущем. Вы согласны?
Ответом ему было молчание. Кровь бешено пульсировала у меня в голове в гнетущей тишине.
Пауэр заговорил первым.
– Не думаю, что это стало таким уж непростым решением.
– Неужели? – холодно откликнулся Атрей.
– Это не хуже того, что они сделали с нами, – ответил Пауэр. – Кровь за кровь.
Его слова причудливым эхом отдались у меня в ушах. Я почувствовал на себе взгляд Кора и после накатившего на меня минутного страха вдруг понял почему. Раньше я всегда старался отгонять от себя подобные мысли.
А затем я услышал ее голос.
– Думаешь, они это заслужили?
Я слишком хорошо знал Энни и сразу почувствовал ее гнев.
Пауэр ответил:
– Да, я так думаю. После того, что они сделали с нами, они это заслужили.
Энни фыркнула.
– После того, что они сделали с кем, с Яникулом?
Пауэр уловил скептицизм, прозвучавший в ее голосе. Он прищурился, его лицо исказилось, и, наклонившись вперед, он понизил голос.
– Моя мать была из Чипсайда. Я уроженец Чипсайда. Горы стали не единственной территорией Каллиполиса, которая пострадала, Энни. И что касается Чипсайда, драконорожденные заслужили то, что получили.
Пауэр впервые признался в том, что не принадлежит к роду патрициев, не говоря уже о том, что он уроженец Чипсайда. Кор вскинул брови, глядя в искаженное от гнева лицо Пауэра.
Голос Энни задрожал.
– Но это не было актом правосудия. Это была резня.
Я поднял глаза от дубового стола и наконец взглянул на нее. После турнира она остригла обожженную косу, и теперь у нее была короткая стрижка до подбородка, пряди волос торчали, как у уличного мальчишки-беспризорника. Она зло смотрела на Пауэра, заливаясь румянцем.
И тут я услышал собственный голос.
– Но ты-то точно должна думать, что это было справедливо.
Энни взглянула на меня. Боковым зрением я уловил, что остальные неловко заерзали, услышав мои слова. Атрей откашлялся, собираясь вмешаться, но тут Энни ответила мне. Ее голос был хриплым от нахлынувших эмоций.