Он осекся. Покачал головой, проведя пятерней по темным волосам и избегая смотреть мне в глаза. И тут я догадалась, о чем он говорит.
– Ты говоришь им то, что они хотят слышать.
На его лице промелькнула грусть.
– Это… это ведь многое для них значит. Я понял. Даже если нам это кажется абсолютно бессмысленным. Для них все иначе. Ты сама все увидишь.
Мы приземлились на огороженном участке главной площади Чипсайда рядом со шпилем местного драконьего пьедестала. Я впервые вернулась сюда с тех пор, как уехала из Элбанса. Пока представитель Министерства Пропаганды представлял нас собравшимся, я разглядывала толпу. Странно, но спустя годы я стала замечать то, на что не обращала внимания в детстве: эти люди выглядели изможденными, грязными, их одежда была старой и потрепанной. Раньше я все это принимала как нечто само собой разумеющееся, но теперь ужасная нищета бросалась мне в глаза. Почти у всех этих людей были железные браслеты. Я вздрогнула, неожиданно заметив знакомое лицо на краю площади. Наш старый воспитатель из приюта стоял в толпе грязных, забитых детей.
Краем глаза я заметила, что Ли наблюдает за мной.
Закончив представлять нас народу, Гиббон махнул Ли, и тот начал свое выступление.
– Граждане Каллиполиса, – начал он. – Я пришел к вам, потому что над нашим государством нависла угроза…
Я восемь лет наблюдала за тем, как Ли выступал на занятиях, он всегда был уверен в себе, отлично выражал свои мысли и великолепно держался. Но сегодня я впервые видела, как он обращался к толпе в качестве представителя государства. Он расправил плечи, серебристая ткань на груди его парадного кителя сияла на солнце, его черная с золотой окантовкой мантия небрежно спадала через плечо, когда он поднимал руку, привлекая к себе внимание зрителей. За спиной у него замер дракон, перед ним – толпа, а Ли выглядел так, словно вся эта площадь принадлежала лишь ему одному. Все слушали его затаив дыхание. Поначалу он придерживался заранее заготовленной речи из Министерства Пропаганды, однако вскоре я поняла, что Ли внес в нее изменения. Мы слишком много времени читали тексты, написанные друг другом, и я безошибочно угадывала его стиль. Избитые министерские фразы наполнялись теплом и смыслом, когда он вдыхал в них жизнь. Его речь, как и полеты, была прекрасна.
Гиббон, стоявший рядом со мной, едва заметно улыбнулся.
– И вот так каждый раз, – сказал он.
В конце речи толпа взорвалась восторженным ревом, нараставшим, словно огромная волна. Люди бурно выражали одобрение, когда он воскликнул, что мы никогда не откажемся от идей великой Революции, народной Революции и станем защищать Каллиполис на земле, на море и в воздухе.