Я пыталась представить себя на его месте, представить, как произношу подобную речь, и не смогла.
«Они счастливы, только если есть хозяин».
Я с отвращением отогнала от себя эту мысль.
Когда он завершил речь, я подошла к Ли, наблюдая, как он приветствовал каждого гражданина, подходившего к нему. Он разговаривал с ними на равных, терпеливо выслушивал каждого, никого не обделяя вниманием. Казалось, ничто не могло отвернуть его от них, ни когда они рассказывали ему о своих горестях, ни когда просили прикоснуться к их детям или же когда начинали рыдать от страха перед предстоящей войной.
– Я просто все время думаю, а что, если их драконы обретут боевое пламя раньше наших, что, если они уже его обрели…
– На случай такой возможности нас обучают, как вести себя в подобной ситуации.
В напряженном голосе матери прозвучали нотки безумия.
– Но как нам удастся выстоять, если?…
Ли нежно усмехнулся и взял в свои ладони почерневшую от загара руку женщины. Ее лицо покрывала сетка морщин, каштановые волосы посеребрила седина. Она подняла на него глаза.
– Доверьтесь вашему флоту, мадам.
Она смотрела на него так, словно видела перед собой свет. На мгновение я представила Ли таким, каким она видела его: его добрую улыбку, печальную после стольких горестей, выпавших на его долю, его серые глаза, умные и полные сострадания, темные волосы, сияющие в лучах солнца, которыми играл ветер. Эмблема стражника в виде переплетенных золотых и серебряных кругов у него на груди, широкие плечи молодого человека в расцвете юности.
И лицо, постепенно превращавшееся в лицо мужчины.
Лицо, которое день ото дня становилось все более знакомым…
Женщина поднесла его руку к губам, целуя ее, и у меня вдруг перехватило дыхание. Потому что это, несомненно, был жест уважения из дореволюционного времени. Именно так в те времена простолюдины выражали свою благодарность и почтение повелителям драконов.
Ли замер. А затем поднял глаза и увидел, что я наблюдаю за ним. Он побелел как полотно.
Лучше бы не было тех разговоров в детстве. Я надеялась, что нам никогда больше не придется об этом вспоминать. А мне не придется размышлять о том, о чем я вообще не хотела думать.
Но больше всего меня угнетала мысль, которую я с отвращением отгоняла от себя, что, хотя я всегда знала, что он собой представляет, это не худшее, что могло быть. Хуже всего было то, кем он был.
И хотя мне никогда никто не говорил о том, кем именно был Лео, постепенно я начала узнавать эти черты.
Ли, Лео, Леон…
Очередь желающих поговорить с Ли продвигалась вперед, и постепенно неприятная мысль отступила на второй план. Кое-кто в очереди пожелал поговорить и со мной, и я изо всех сил старалась подражать Ли, хотя ужасно смущалась и путалась в словах. Когда все почти закончилось, а я ощущала себя словно выжатый лимон, за спиной раздался знакомый голос: