Но Света была уже далеко.
— Извини, пожалуйста, я не могу остаться, — обратился Даниель к Марине. — Сама видишь… — Торопливо пожав ей руку, он бросился догонять Свету.
— Я все понимаю, — вздохнула Марина. — Безвольный ты человек. Смотри, потом жалеть будешь.
Марина осталась у церкви одна. Теперь, когда все разошлись, ей стало ясно, что Света уличила ее, и это было чрезвычайно неприятно. Нет, она не боялась, что Света побежит в полицию, для этого у нее не было доказательств, но чувство вины, которое она так надежно прятала на самом донышке души, не выпуская наружу, теперь стало заявлять о себе. Марина не собиралась убивать Федю. Нет, ей бы такое даже в голову не пришло. Все случилось само по себе. Во всяком случае, Марина сумела себя в этом убедить.
Когда у Феди начался очередной приступ, Марина, как всегда, бросилась к шкафчику, в котором хранились медикаменты. Но лекарства на месте не оказалось.
— Не понимаю, — испуганно бормотала Марина, продолжая шарить по полкам, — у меня же оставалась еще одна ампула…
Федя бился в судорогах в другой комнате с зажатой между зубами салфеткой. На этот раз приступ был особенно жестокий. Вообще после смерти матери эпилептические припадки стали повторяться чаще. Федя ослаб, стал совсем беспомощным. Марина честно несла вахту у постели больного, механически выполняя функции сиделки и мужественно подавляя в себе отвращение к мужу. Бесконечная череда бессонных ночей и неусыпное бдение, к которому безмолвно, но очень настойчиво призывал больной, сказались на нервах. В ней не осталось ни жалости, ни милосердия, одна лишь тупая агрессия. Федя, как упрямая, неистребимая инфекция, день за днем разрушал ее жизнь, от которой и без того осталось немного. Марина попыталась пристроить Фридриха в дом инвалидов. Казалось, все идет хорошо: и место было найдено, и документы оформлены — и вдруг неожиданным препятствием оказалось наследство, полученное после смерти свекрови. Благодаря крупной сумме, вырученной от продажи дома, семья Хильденбранд перешла из категории неимущих, где все заботы о больном берет на себя государство, в класс зажиточных. Марине предложили большую часть расходов по содержанию мужа взять на себя, и хотя заведение было самое плохонькое, расходы оказались непомерно большими. А значит, в кратчайшие сроки грозили полностью поглотить все наследство.
«Сама справлюсь», — решила Марина и привычно потащила воз невзгод дальше. Сначала безмолвно, как привыкла, потом все больше и больше негодуя и сгибаясь под тяжестью несправедливой, бессмысленной ноши.