Это будет наша первая поездка за границу. Сладостные мечты прерывает стук в дверь. На пороге мнется от неловкости Миха.
— Ребята, я хотел вам предложить участвовать во втором потоке. Будет лучше, если вы уступите право поехать первыми более пожилым, более заслуженным товарищам… А ведь первыми или вторыми, разницы в общем-то никакой…
— Конечно, — Рони согласно кивает, — Миха, ноу проблем!
— Если никакой разницы, почему мы во втором потоке? Почему обещали, что выбирать будут по жребию? — пристаю я к Рони, когда мы остаемся вдвоем.
— Но мы же здесь совсем новички, — вразумляет меня муж. — Нас просто не хотели обидеть… Люди деликатные…
Хен с ним согласна.
— Саша, ну ты, как ребенок! Есть равные, а есть более равные! Надеялись, что вы не выиграете, и не придется вам ваше место указывать.
Сама она даже пробовать не стала.
— Захочу, сама поеду. Мне не надо, чтобы за мной Миха с Брахой всю поездку следили! Времена кибуцев миновали! Когда жизнь не заставляет, люди перестают жаться друг к другу, а времена выживания в стране прошли.
Рони ошибался, уверяя, что Хен не станет со мной дружить, но его опасения насчет ее тлетворного влияния оказались пророческими. Мне хочется быть такой же храброй и так же самой вершить свою судьбу. Я даже предлагаю ему поехать на Кипр самим, не дожидаясь общественных милостей. Но Рони не хочет. Для него Кипр не самое главное, ему в кибуце хорошо, он создан для жизни в обществе, где можно стать лидером только благодаря личным качествам. Он отмахивается от моей блажи и уходит пить пиво с Мортоном. А я ухожу в конюшню, седлаю Мону и езжу бесконечными кругами по арене. Мне кажется, что я и в жизни езжу бессмысленными кругами на таком же крохотном пространстве и мне никогда никуда не приехать.
О Кипре между тем мечтают со страстью и пылом, счастливчики говорят исключительно о предстоящем путешествии, в ход пущены все способы проникнуть в первую группу.
Соседка Ахава, как назло, беременна третьим ребенком, но борется, как лев, за право ехать. Желающим ей добра в виде безопасного пребывания на твердой кибуцной почве она заявляет:
— Еще неизвестно, состоится ли этот второй поток!
Опасение это имеет под собой основания, поскольку неразумности слепого жребия тем или иным способом исправлены: в первом потоке едут все ветераны, все заслуженные товарищи, все достойные и все «свои». Второй заход при этом как-то теряет смысл.
Впрочем, даже если бы меня свозили на Кипр, для кибуца это были бы выброшенные деньги. Со мной творится что-то не то. Мне неймется. Кажется, где-то идет большая, настоящая, захватывающая жизнь, а я заперта здесь. Мне не за что бороться, нечего достигать. То, что есть, то и будет на всю оставшуюся жизнь. А я больше не могу так. Центр мира передвинулся куда-то далеко. Раньше он был тут — в сердце Рони, в нашей общей с друзьями кибуцной жизни. А теперь жизнь проходит мимо. Надо вырваться отсюда, нагнать ее, что-то решить для себя. От того, что я недовольна собой, меня все раздражает: как Рони шуршит газетой, как он поправляет салфеточки и безделушки на полках.