Все чаще я провожу вечера с Хен, но она поступила в колледж, с осени она навеки покинет Гадот, начнет учиться в Кфар-Сабе на профессионального гида. Страшно думать, как я останусь тут без нее, одна.
— Саша, ты тоже должна идти учиться. Здесь пропадешь. После квартала ортодоксальных евреев в Иерусалиме кибуц — самое отсталое общество в Израиле!
— Наоборот, самое прогрессивное, — вяло возражаю я. — Здесь все равны, каждый делает, что может, и получает все, что ему нужно.
— У женщин в кибуцах нет перспектив. Либо работать на кухне, либо ковыряться с детьми.
— Они сами не хотят в поле или в коровник. Поверь мне, Хен, я пробовала. С детьми куда легче.
— Хорошенький у нас выбор — либо коровы, либо младенцы! Предел карьеры кибуцницы — учительница. Среди нас даже медсестры не нашлось, пришлось городскую нанимать! А как насчет экономистов, врачей, адвокатов, профессоров?
— Хен, тебя послушать, нам срочно нужны когорты дирижеров! Гадот — сельскохозяйственное поселение, зачем нам все эти специальности?
— Какое тебе дело, что нужно кибуцу? Ты думай, что нужно тебе. Этому обществу женщины нужны только как няньки.
— Насильно здесь не держат, и женщин вполне устраивает, что не приходится после работы готовить, стирать, бегать по магазинам, развозить детей на кружки.
— Правильно, в свободное время они лепят уродливые керамические горшки или загорают в бассейне!
— Все не могут быть профессорами.
— Все не могут, а ты можешь!
Это Хен введена в заблуждение моей нахватанной в книгах эрудицией. Я-то знаю, что впечатление это ложное, и пора открыть ей глаза на истинное положение дел в моем образовательном цензе, но мне стыдно. Она добавляет:
— В городе жизнь заставляет женщин получить образование, приобрести профессию, делать карьеру, а здесь можно отсидеться в яслях!
Я молчу. Это ведь как раз то, что я столько лет ценила в кибуце. Но в Браху я превратиться не хочу. И пожалуй, мне хочется учиться. Я бы хотела изучать историю. Слушать лекции Правера — автора моих любимых исторических фолиантов. На суперобложке указано, что он профессор Иерусалимского университета.
— Рони, давай вернемся в Иерусалим!
— Ты с ума сошла?
Чем больше я настаиваю, тем больше Рони злится. Он давно уже не доит коров, он работает с трудновоспитуемыми подростками в городках развития, он увлечен идеей перековки своих хулиганов, и мои неуправляемые прихоти угрожают его далеко идущим планам. Мое нетерпение и моя тоска представляются ему слабостью, бессмысленными метаниями и внутренней пустотой.
— Я не могу оставить кибуц. Я нашел здесь свое место. Ты же знала заранее, что я собираюсь жить в кибуце.