Роза Галилеи (Амор) - страница 66

Во двор влетели хрипящие, рычащие, роняющие пену псы, волоча на поводках солдат, ослепил свет фонарей, нога в кованом ботинке врезалась под ребра, от острой боли перехватило дыхание, луна раскололась и рассыпалась звездами. Тщетно ты, пес, обнимаешь мне ноги и молишь родными! Солдаты били его ногами и прикладами по почкам, по голове, по ребрам, а когда устали, бросили в яму смертников. Птицы твой труп и псы мирмидонские весь растерзают! Он уже знал, что теперь будет нестерпимо больно и страшно до самого конца, а потом придется начинать все с самого начала. Но он не сломается, он здесь не останется.

Следующей ночью он снова боролся со сном. Лежал в вонючей, стылой комнате, тщательно вспоминал каждый промах и ошибку, чтобы на этот раз продумать и предусмотреть любую мелочь.

Выждал, пока затих злобный сосед, уткнулась в стену похожая на скелет тетка, заснул угрюмый, бормочущий под нос, полупомешанный старик под крохотным окном. Все эти забитые, измученные, ожесточившиеся люди пытались помешать его бегству, и мальчик давно научился опасаться их страха, зависти или ненависти. Были и такие, кто не мешал, — отворачивался или делал вид, что не заметил, но помогать не решался никто, ни узники, ни те, кто все еще был на свободе. Беглец мог рассчитывать только на себя.

В эту ночь он бесшумно прокрался по коридору, выскользнул во двор, убедился, что мерзкая пожирательница объедков не сторожит поблизости, что патруль с собаками далек, благополучно нырнул в лабиринт улочек, пересек весь Сектор и добрался до ворот. До сих пор все шло по плану — в это время караульный часто уходил погреться. Отчаянно цепляясь за решетки непослушными от слабости и холода руками, мальчик вскарабкался до верха створок, переполз, изранившись, через стекло и колючую проволоку и соскользнул с внешней стороны ограды, срывая кожу с ладоней. Никто не заметил его, никто не услыхал и не остановил.

Лежащий за пределами огороженного квартала ночной город равнодушно спал. Держась в тени домов, босой, с кровоточащими руками, падая и хромая, он убегал все дальше от Сектора. Остановился в нерешительности лишь перед открытым, освещенным фонарями и простреливаемым, как полигон, мостом. Пока боролся со страхом, из боковой улицы выехал автомобиль, ослепил фарами. Мальчик вжался в перила, машина затормозила, опустилось оконное стекло, мужской голос окликнул дружелюбно:

— Ну, чего стоишь? Лезь внутрь!

Беглец вздрогнул, он не верил в бескорыстную доброту чужаков. Водитель не мог не догадаться, откуда бежал полуголый, тощий и грязный оборванец.