Весь обед я проболтала с Нимродом, счастливая стремительным расширением знакомств среди аборигенов.
На следующий день, узрев дружественную воспитательницу, бодро шагаю к ее столу, но Рути почему-то кисло смотрит в сторону, и мямлит:
— Извини, у нас занято, я обещала занять место для Анат и ее мужа, и Гая… и всех ребят…
Залившись краской, подбираю поднос и пересаживаюсь, но есть не могу — из глаз потоком льются слезы, и остановить их не получается. Кажется, все смотрят на меня. Бросаю проклятый обед и выскакиваю из столовой.
Я надеялась, что никто не заметил унизительной сцены, но ничто не тайно в жизни товарищей, и вернувшаяся с обеда Далия набрасывается на меня с утешениями:
— Да ты не обращай внимания! У Рут в прошлом году роман был с Менахемом, они с Нимродом едва не разошлись, так теперь она боится, что он с ней так же поступит, вот и бросается на каждую, с кем он заговорит!
Я неубедительно делаю вид, что мне все равно, немного потрясенная осведомленностью общественности о личной жизни каждого члена общества. Спустя час заявляется сама бедовая Рути и долго неловко извиняется передо мной, тем самым еще больше подчеркивая меру нанесенной обиды. После ее ухода Эстер тут же уносится в воспоминания:
— У нас Сара изменила Гершону, так он застрелил и себя, и Довика, и ее!
— А что, — рассказы о примусах сбивают меня с толку, — измена была такой редкостью?
Но Эстер уклоняется от ответа, способного очернить память пионеров:
— Другие времена были! Это нынче только в кафе на Ибн-Гвироль норовят посиживать!
Видимо, эта когда-то увиденная и неприятно поразившая Эстер картина разложения нынешнего поколения, понапрасну растрачивающего жизнь по злачным местам, не дает покоя старушке. Чем еще занимаются городские, у которых ни земли, ни хозяйства, Эстер даже вообразить не в силах, знает только, что раз не доят и не пашут, то, значит, сплошь пустяками. Основательница Земли Израильской приводит пример былой похвальной принципиальности:
— Когда кибуц Гиват-Хаим разделился на Йехуд и Меухад, так с теми, кто в Йехуд ушел, мы на веки вечные все отношения порвали!
Я слышала о размежевании, и по сей день поселение Гиват-Хаим Йехуд стоит по другую сторону дороги от нашего Меухада.
— А из-за чего произошел ваш раскол?
— Как из-за чего? — Старушка всплескивает руками. — Они поддерживали партию Мапай, а мы — Мапам!
— И что, с одной буквой разницы вместе было не ужиться? Обе были рабочие партии…
Эстер хватается за плоскую грудь, где все еще пылают идеологические страсти:
— Мапайники изменили социалистическому лагерю! Они стали поддерживать западный блок! Что же, мы должны были молча смотреть, как они посылали лекарства в Южную Корею?