— Я — не приз, который ты можешь взять с полки, Рид. И если я не хочу, чтобы ты снова меня целовал, ты этого не сделаешь, уж поверь.
— Не ахти какая угроза, — мрачно прогрохотал его голос. — Ведь ты уже хочешь, чтобы я снова тебя поцеловал.
Лайла глубоко вздохнула. Какой смысл лгать? Рид почувствовал ее реакцию на его поцелуй. Он мог прямо сейчас взглянуть ей в глаза и заметить еще тлеющие угольки страстного пламени, которое зажег у нее внутри.
— Хорошо, возможно, я и правда хочу, чтобы ты меня поцеловал. — Рид направился к ней, и на сей раз Лайла отскочила. Одним прикосновением Рид мог запустить в ней цепную реакцию, которая мгновенно раздула бы пламя страсти. Если она собиралась четко обозначить свою позицию, сделать это следовало здесь и сейчас. — Но, в отличие от тебя, я не набрасываюсь на что‑то только потому, что хочу этого.
Еле заметная улыбка тронула его губы.
— Серьезно?
Лайла расправила плечи и вскинула голову, полная решимости поступить правильно.
— Абсолютно. Мы не всегда хотим того, что хорошо для нас.
Он рассмеялся, сунул руки в карманы и задумчиво произнес:
— Верные слова, лучше не скажешь.
Лайла подняла брови. А вот сейчас ее, похоже, и правда обидели.
— Премного благодарна.
Словно ощутив нараставшую у нее внутри напряженность, Рид сделал шаг назад, потом — другой.
— Слушай, я ведь уже объяснил тебе, что мой отец не хочет забирать этого ребенка. Мать Спринг сказала, что ей будет слишком больно, ведь ребенок станет напоминать ей погибшую дочь. А потом добавила, что не хочет становиться бабушкой. Поэтому Роуз останется у меня. Я буду растить ее.
— А любить? Кто будет ее любить? — стояла на своем Лайла. Когда же он поймет, что денег и крыши над головой мало, чтобы дать Роуз счастливую жизнь, которой заслуживает каждый ребенок?
Он хмуро взглянул на нее:
— Почему ты так одержима этой любовью?
— Одержима? — переспросила Лайла. — А ты почему так яростно выступаешь против любви?
— Я повидал немало людей, буквально раздавленных из‑за потери любви. Отвергнутых. Брошенных. Любовь, — мрачно изрек он, — корень всех несчастий мира.
— Какое грустное мировоззрение.
— И я имею на него полное право, — ответил Рид и, качая головой, подошел к окну, глядя на ухоженный двор перед домом.
Он замолчал, и это заинтриговало Лайлу еще больше. Она попыталась найти прореху в стене, которой он себя окружил.
— Почему? Как ты заслужил право говорить, что любовь ничего не стоит?
— Всю свою дурацкую жизнь я наблюдал за тем, как мои родители постоянно искали и не находили эту таинственную «любовь». Они отказывались от жен и мужей с легкостью, словно меняли машины, но так этого и не отыскали. Мои братья, сестры и я жили в вечном хаосе. — Рид повернулся к ней: