Лайла улыбнулась, и ее глаза засверкали.
— Она была довольно настойчива, уверяя, что может сладить с двумя детьми и домом.
— Я в этом и не сомневаюсь. — Рид вздрогнул при воспоминании об экономке, всыпавшей ему по первое число всего какой‑то час назад. — Когда она закончила разговор со мной, я почувствовал себя десятилетним парнем, которого снова отправили мыть посуду в наказание.
Лайла улыбнулась еще шире:
— Она по‑настоящему тебя любит.
— Это я тоже знаю, — с удовольствием признал Рид. — Я лишь пытался облегчить ей жизнь, но теперь она убеждена, что я считаю ее никчемной старухой. Хотя, по‑моему, она специально надавила на это, чтобы добиться того, чего хотела, и ей это блестяще удалось.
— Значит, никакой няни?
— Нет.
Он просто не мог спорить с Конни после того, как она напрямую спросила: «Разве у тебя в детстве было недостаточно постоянно меняющихся нянь? Неужели ты правда, хочешь такой же ужасной участи для этих детей?»
Конечно нет, он не хотел. Если Конни желала сама со всем справляться, он не видел в этом никакой проблемы.
— Что ж, хорошо, — тихо произнесла Лайла, — теперь я могу перейти к тому, ради чего на самом деле пришла сюда, оторвав тебя от работы.
Рид повернулся к ней на рабочем кресле. Глаза Лайлы казались темными и глубокими, и почему‑то его шею под затылком стало покалывать.
— Я оставалась здесь лишь для того, чтобы найти няню, — сказала Лайла, — и, раз уж ты не собираешься никого нанимать…
Она собирается уезжать. Она вошла сюда, благоухая — Рид с наслаждением вдохнул — зелеными яблоками и напоминая летнюю мечту во плоти, чтобы сказать ему, что она уезжает. Внутри у Рида все сжалось, но он привычно натянул на лицо бесстрастную маску.
— Тебе не нужно уезжать, — не успев прикусить язык, выпалил он.
Она нервно выдохнула.
— Понимаешь, именно об этом я и хотела с тобой поговорить.
Рид медленно расплылся в улыбке, в его душе расцвела надежда. Сейчас она скажет, что не хочет уезжать. Что хочет остаться здесь с ними. С ним.
— Я люблю тебя.
На него словно ушат холодной воды вылили. Рид застыл на месте как вкопанный. Теперь ему незачем было изображать бесстрастное лицо — из него и так словно выкачали все эмоции.
— Что?
Ее глаза, наполненные страстью и надеждой, неотрывно смотрели ему в глаза.
— Я люблю тебя, Рид. И я люблю детей. — Она потянулась к фотографии и показала ему портрет, словно он не рассматривал его мгновение назад. — Я хочу, чтобы мы были семьей, которую так напоминаем здесь.
Она мягко откинула волосы с его лба. Рид инстинктивно отшатнулся от ее прикосновения.