– Ну хорошо, Алина, – устало произнёс он. – Давай ещё разок с самого начала. Ты сама мне сказала, что Седа Магометовна не раз унижала тебя перед всем классом, так?
Алина нервно поджала тонкие губы.
– Ну так, – с вызовом ответила она. – Ну и что? Это что, достаточный мотив по-вашему?
– Накануне убийства, – терпеливо, как с ребёнком, заговорил Артём, – Седа Магометовна перед всем классом передала тебе рисунок с черепом. То есть косвенно подтвердила, что считает тебя виновной в смерти Дикого, правильно?
– И что из этого следует? Что я после этого пошла и её грохнула? Туфта какая-то, вы что, не видите? Из-за этого не убивают.
– Тогда за что ты её убила? – сорвался Артём. – Говори, за что? За что ты ей голову отрезала?
– Слушай, ты что, больной? – в свою очередь визгливо заорала Алина. – Да никого я не убивала, тебе понятно? Вы же мой дом осматривали, что ещё?
Артём вытянулся, пристально посмотрел ей в глаза.
Алина ответила хладнокровным, чуть насмешливым взглядом.
Артём опустил голову, задумался.
У него на руках не было ни-че-го против неё. Кроме каких-то неясных, ничем не подтверждённых сомнений.
Обыск в её доме (между прочим, тоже незаконный, хорошо, взрослых не было, а то бы наверняка шум подняли!) оказался бесполезной затеей: они не нашли ни малейшей зацепки. Все режущие инструменты, которые там обнаружились, он лично осмотрел самым тщательным образом. С сожалением вынужден был признать, что никакого отношения к произошедшим убийствам эти орудия труда по своим параметрам иметь не могли, сразу видно, тут никакой экспертизы не нужно.
Да и не по силам этой хрупкой девчонке такое.
Чтобы резать людей на части, нужно иметь и серьёзные физические данные, и хладнокровие невероятное, не то что у этой истерички. Нет, здесь безусловно работал настоящий зверь, маньяк.
К тому же она, как ни обидно, права – самого главного, то есть мотива для убийства, у неё нету.
И всё же Алина Трушина ему активно не нравилась. Ему не нравилось в ней решительно всё – манера одеваться, разговаривать, краситься. Его донельзя раздражали её татуировки, проколотые уши, ноздри, губы.
Женщина (и особенно юная девушка) не должна так выглядеть!
Но разве можно идти на поводу у своего раздражения?
Разве этому он учился?!
Артём перевёл дыхание, ткнул пальцем в протокол:
– Прочти и подпиши, – сказал он.
Алина быстро пробежала исписанные страницы, размашисто расписалась.
– Я могу идти? – спросила она.
Он кивнул.
Она резко встала. Не прощаясь, вышла из кабинета. При этом как следует грохнула дверью.
Артём сжал голову обеими руками, мучительно застонал.