– Я чего-то вас не понимаю. Это вы о чём? При чём здесь мой сын?
– Видите ли, Мария, – любезно улыбнулся Эдуард Николаевич, – может быть, он будет в большей безопасности и будет чувствовать себя гораздо более комфортно в какой-нибудь другой школе. Наша-то всё равно сейчас закрыта. И когда откроется, неизвестно. Ну, вы сами знаете…
– Все дети, по-моему, в одинаковой ситуации, – закипая, ответила Мария, – и я не понимаю, почему нас с сыном это касается больше, чем кого-то другого.
Погребной печально покачал головой:
– Как бы вам это объяснить… Вы знаете, есть очень мнительные люди, и ваш сын…
Мария не дослушала. Тяжёлый подбородок выдвинулся вперёд, глаза злобно заблестели.
– Пошёл вон! – тихо сказала она.
– Не понял! – опешил Эдуард Николаевич.
Ему показалось, что он ослышался.
– Моему мальчику и так приходится очень тяжело, – яростно заговорила она. – Если ты, козёл, посмеешь выбросить его из школы, я тебя заживо сгною, понял?
Погребной в ужасе попятился к выходу.
– Как вы смеете так разговаривать! – взвизгнул он.
– А вот так и смею! – Мария схватила в руки огромную тяжёлую сковородку, замахнулась ею, выдвинулась из-за стойки. – Если ты хоть что-то плохое сделаешь моему сыну, я тебе голову оторву и в жопу засуну! Понял меня, говнюк?
– Хамка! – прокричал поражённый Эдуард Николаевич. – Жлобиха! Я это так не оставлю!
И, поспешно ретировавшись, захлопнул за собой дверь.
В задней комнате Света в ужасе переглянулась с Рудиком.
– Ну и дела! – прошептала она. – Нехило она его. Тебе небось обидно, да?
Рудик пожал плечами, неопределённо хмыкнул:
– Да нет, не бери в голову, я привык!
– В этом городе почему-то все ненавидят друг друга, – с горечью сказала Света. – Этот город прямо полон ненависти. Я вообще думаю, что ты, может, здесь единственный нормальный среди всех нас… Мы тут все какие-то… выблядки.
– Но ты ведь другая, правда? – подумав, спросил он. – Ты ведь непохожа на них?
Света криво усмехнулась.
– Нет, Рудик, – медленно ответила она, – я точно такая же, как они все. Откуда мне быть другой?!
Повисла мучительная пауза, оба не знали, как её прервать.
– Ну ладно, я погнала, что ли? – сказала в конце концов Света.
Фраза прозвучала как-то фальшиво – и интонация, с которой было сказано, и, главное, это словечко – «погнала». Она сама это почувствовала, но исправить уже не могла.
Рудик кивнул:
– Пока.
Молча смотрел, как она уходит, прислушивался к затихающим шагам, к голосам из передней комнаты.
– До свиданья, тётя Маш!
– До свиданья, Света. Приходи.
И стук захлопнувшейся двери.
Рудик вздохнул. Смотрел в коридор, ждал, что мать сейчас придёт.