Марина не обращала никакого внимания на ворчавшего Чарли. Она отчаянно била лопатой по металлу.
БАХ! БАХ! БАХ! БАХ! БАХ!
Ей казалось, что грохот, который она создаёт, разносится по всей округе.
Кто-нибудь обязательно услышит! И решит выяснить, в чём тут дело!
БАХ! БАХ! БАХ! БАХ! БАХ! БАХ! БАХ!
Она совсем забыла про музыку Вивальди, почти полностью заглушавшую её остервенелые удары.
Андрей Берг въехал в район Арбата, не без труда нашёл место для парковки на Композиторской улице, после чего прогулялся пешком до переулка Каменная Слобода. Там, в старом особняке, находилась частично принадлежавшая ему фотолаборатория, в которой он делал цветокоррекцию, экспериментировал с плёнкой и печатал снимки больших размеров, главным образом цветные.
Андрей открыл дверь и, кивнув обслуживающему посетителя парню, сразу прошёл в глубь помещения, с удовольствием поглядывая на стоящие вокруг машины. Он ещё два года назад укомплектовал лабораторию самой современной техникой, с помощью которой можно было не просто заниматься фотошопом, а творить настоящие чудеса.
Из задней комнаты навстречу ему вышел лысоватый мужчина в очках неопределённого возраста. Ему можно было дать и тридцать, и сорок, а то и больше. На самом деле Гене, так звали партнёра Андрея, исполнилось всего двадцать семь, но догадаться об этом, глядя на его одутловатое серьёзное лицо, было довольно сложно.
– Привет! – поздоровался Гена. – Ну чего происходит?
– Происходит, – усмехнулся Андрей.
– Когда будем отправлять?
– Скоро, Геночка, скоро. Я ещё не готов.
Гена недоумённо пожал плечами:
– Времени на твои творческие раздумья остаётся очень мало. Ты же помнишь, когда дэдлайн. Вера сказала, самый крайний срок – это середина следующей недели.
– Знаю, – с лёгким раздражением ответил Андрей. – Говорил с Верой. Всё будет нормально. Я поработаю немного, о’кей?
Не дожидаясь ответа, он прошёл мимо Гены и закрыл за собой дверь.
Гена неодобрительно покачал головой. В конце концов, его дело было предупредить. Если Андрей опоздает на выставку, то это его проблемы.
Андрей Берг сидел на полу, сосредоточенно разглядывал приставленные к стене фотографии. Формат был большой, шестьдесят на сорок сантиметров, снимки занимали почти весь периметр комнаты. Он долго вертел головой то влево, то вправо, пока не остановился на одном из них.
Это была та же фотография, что висела у него дома: две женские руки, вылетавшие из темноты. Только здесь снимок был вирирован, то есть слегка тонирован с имитацией обработки сепией. В результате возник светло-коричневый оттенок, присущий старым чёрно-белым фотографиям. Это придавало определённый шик изображению, делало его более стильным.