– Эй! – кричу я и бросаюсь за ними. Я почти добегаю до Тейлор, когда кто-то хватает меня за воротник и швыряет на пол. Надо мной возвышается директриса, и ее контуры размываются, пока я пытаюсь сфокусировать взгляд.
А потом они вместе выходят из комнаты, и директриса закрывает за ними дверь. Пошатываясь, я поднимаюсь на ноги и дергаю ручку, но слышу только, как тяжело поворачивается ключ в замке.
– Риз! – надрываюсь я. – Риз!
Но звук их шагов быстро удаляется и скоро исчезает совсем. Зачем они ее забрали? Что они с ней сделают?
Ко мне подходит Джулия; на ее лице написана тревога.
– Что происходит?
– Я не знаю, не знаю, черт, я…
Внезапно раздается шипение, и у нас над головами с фырканьем запускается поливная противопожарная установка.
Нас окутывает легкая, но вязкая дымка. Я прищуриваюсь, чувствуя, как тяжелеют от влаги волосы. Вещество слишком плотное для воды, запах слишком яркий, слишком химический.
Что это?
Я знаю что. Это то, что было в контейнере. Карсон, Джулия и я – мы сами принесли его в школу. Мы подписали себе смертный приговор, сложили головы на плаху и вручили директрисе топор.
Девочки вокруг меня прикрывают головы куртками; дымка тем временем сгущается до тумана, в комнате нарастает шум. Кто-то начинает кашлять, видимость ухудшается, становится труднее думать. Капли оседают на ресницах, рассеивая свет, и я тру лицо руками. Они липкие, болезненно бледные, вместо кожи как будто перчатки из вязкого тумана. Грудь набита ватой, и чем глубже я дышу, тем меньше воздуха получаю.
Нам нужно выбираться отсюда. Нужно выбираться отсюда срочно.
Дверь в кабинете музыки новая, установленная несколько лет назад, с большим стеклом, армированным металлической сеткой. Я знаю, что директриса ее заперла, но все равно проверяю ручку. Бросаюсь на дверь всем телом – без толку.
– Стой, – говорит Джулия. – У меня есть нож.
Я пропускаю ее вперед; она приседает рядом с дверью, вытаскивает из-за пояса нож и начинает возиться с замочной скважиной.
Воздух наэлектризован паникой. Она не только внутри – она везде, и она подстегивает нас, усугубляя хаос. За криками я почти не слышу собственных мыслей, за туманом почти не вижу комнаты. Я прикрываю рот курткой и дышу через ткань. Какое-то время это помогает. В голове проясняется, и мысли приходят в порядок, но дыма слишком много, разбрызгиватели продолжают работать, и отраве некуда деться – только в нас.
И тогда они начинают падать. Быстро, за считаные секунды, изломанные, с распахнутыми пустыми глазами.
– О боже, – говорит Кэт и тоже оседает на пол.