– Гетти?
Горячка на болоте у инфоцентра. Горячка, которую Байетт выжгла из моей памяти. Я должна была распознать симптомы. Она проходит через все тело и поселяется под ребрами, и внутри появляется что-то тяжелое. Я кашляю, свешиваюсь за борт, и меня рвет желчью. Я чувствую в горле что-то чужеродное, но не могу его вытолкнуть.
– Помоги, – кое-как выдавливаю я, и Риз рывком разворачивает меня к себе. – Мне надо… – Еще одна судорога, и по подбородку струится кровь. – Вытащи его.
Она непонимающе смотрит на меня, а потом до нее доходит.
– Хорошо.
Я сажусь на скамейку, перекинув через нее ногу, и Риз садится напротив. Я упираюсь ладонью ей в бедро, а ее серебряные пальцы обхватывают меня за основание шеи.
– Скажи, если нужно будет остановиться, – говорит она.
Я мотаю головой.
– Его надо вытащить.
Я открываю рот, и Риз просовывает два пальца мне в горло так глубоко, как только может дотянуться.
Я не могу дышать. В груди нарастает кашель, но я не могу кашлять, не могу глотать, и мое тело сотрясает волна, пытаясь вытолкнуть пальцы Риз. Глаз наполняется слезами, и мир расплывается, смазывается, но что-то движется внутри меня, что-то застряло на полпути.
Я стучу Риз по руке, и она вытаскивает пальцы, за которыми тянется нитка слюны. Вдох, второй, третий, и меня наконец тошнит. Боль пронизывает тело, как будто из меня лезут внутренности. На дно лодки шлепается что-то мясистое и пульсирующее.
Я вытираю рот рукавом. Предмет покрыт кровью, но выглядит знакомо, как будто я уже видела такую форму раньше. В учебнике, в теле, в лесу с мистером Харкером.
– Это сердце, – говорит Риз. – Это человеческое сердце.
Это сердце маленькое и сморщенное, а мое собственное продолжает биться у меня в груди. У меня кружится голова. Я отворачиваюсь и почти падаю на Риз. Она обнимает меня за пояс.
– У кого-то в школе вроде было такое, – говорит она.
– У Сары. Двойное сердцебиение.
Но чтобы два сердца? И, если ее тело приняло второе сердце, почему мое его отторгло?
Я думаю про нас с Байетт и день на берегу перед тем, как меня взяли в лодочную смену. Тот последний момент перед тем, как все пошло прахом. Краб, которого мы нашли, ракстерский голубой с легкими и жабрами, совсем как на уроке биологии. Легкие и жабры. Чтобы выжить в любых условиях.
Токс в ракстерском голубом крабе, во всем, во мне.
– Оно пытается мне помочь, – говорю я. – Оно пытается сделать меня лучше, но я не могу приспособиться.
Риз убирает мне волосы и дует на основание шеи, чтобы охладить кожу.
– Успокойся, все хорошо.
Я кашляю – на языке держится терпкий металлический привкус крови, – и Риз притягивает меня к груди. Лодка покачивается на волнах, воздух пряный от соли. Я закрываю глаз, отгораживаясь от слепящего блеска воды и мертвенно-бледной кожи Байетт.