– Да, – говорит она тихо. – Можно.
Я кладу одну руку ей на бедро, а другую – на талию. Через куртку я ощущаю ее тепло, живое тело совсем рядом, и если бы не чувствовала этого, то не поверила бы, но она дрожит. Риз, суровая, сдержанная, стальная Риз трясется от моего прикосновения.
– Вот так, – говорю я, разворачивая ее параллельно себе. Ее тело изучает форму моего, и я тяжело сглатываю. – Нет, плечи не уводи.
Она снова поднимает дробовик, и мы вместе укладываем его как надо; я продолжаю удерживать ее бедра в правильном положении, наклонив к ней голову. Когда она закрывает один глаз, чтобы прицелиться, я смотрю на ее темные ресницы.
– Молодец, – говорю я нетвердо. – Идеально.
Мы стоим неподвижно – ее тело повторяет контуры моего, – и она расслабляется. Совсем чуть-чуть, постепенно, но теперь я грудью ощущаю ее горячую спину. Мое сердце колотится как одержимое, пульс стучит в висках. Я никогда еще не была к ней так близко, никогда не видела шрам на крыле ее носа и участок кожи, где волосы заведены за ухо. Это место выглядит таким мягким, тоненьким, как бумага, и я, сама того не сознавая, протягиваю руку и касаюсь подушечкой пальца венки, которая проступает на коже едва заметной голубой нитью.
Она резко поворачивает голову. Я отдергиваю руку. Открыв рот, я чувствую, как во мне нарастает паника. Не могу поверить, что все испортила. Слишком осмелела, подошла слишком близко, когда мы только начали узнавать, как нам стать друзьями.
– Извини, – бормочу я. Я готова на все, лишь бы вернуться на безопасную почву. – Зря я это сделала.
Она молча смотрит на меня, и я чувствую ее частое и прерывистое дыхание. Изо рта у нее вырываются облачка пара, серебряная рука с дробовиком висит плетью.
– Что это было? – наконец спрашивает она.
Три года я прожила с этим чувством, не зная его имени. Но сейчас Риз стоит передо мной с сияющими волосами и пылающим сердцем, и я понимаю, что знала это имя прошлой ночью, в нашей комнате, когда смотрела в темноте на ее прекрасное и странное лицо. Я знала его в день нашего знакомства, когда она взглянула на меня так, словно не понимала, что я такое. Это имя было со мной все три года.
– Ничего, – твердо говорю я. Ничего, совершенно ничего. Я еще могу закрыть эту дверь. У меня большой опыт. – Не бери в голову.
– Нет, Гетти, тебе придется объяснить. – Она кладет дробовик на импровизированный стол, не сводя с меня глаз. – Придется, потому что я, кажется, схожу с ума.
– О чем ты? – Я надеюсь, что мой голос звучит достаточно беззаботно. Я это умею – умею притворяться, умею вывернуться из любой ситуации.