Из Ташкента они улетали одним рейсом с ответсекретарем Ферганского отделения. Погода стояла по-летнему жаркая, и круглолицый тучноватый Аъзамджон то и дело вытирал лицо клетчатым носовым платком, сетуя на нерасторопность аэрофлотовских служб, которые затянули посадку в самолет, а потом еще добрые полчаса заставили пассажиров париться в салоне авиалайнера, не давая разрешения на взлет. Сетования, впрочем, носили чисто риторический характер, и когда лайнер набрал, наконец, высоту и включили вентиляцию, Аъзамджон облегченно вздохнул и тотчас забыл обо всех своих мытарствах.
Внизу проплывали желто-зеленые квадраты полей, рощицы, реки, голубые чаши водохранилищ, но уже через несколько минут все это уступило место лимонно-желтому однообразию пустыни, кажущейся раскаленной даже отсюда, с высоты птичьего полета.
В «Березках» все было иначе. Неубранный снег белел между деревьев, словно позирующих для зимнего пейзажа, хотя шла лишь вторая половина ноября. В вестибюле столовой гремели утрированно правдоподобные выстрелы и игорный автомат рычал, ухал и завывал голосами смертельно раненных животных. В баре хлопали пробки шампанского и звенели фужеры: участники семинара развлекались в ожидании ужина каждый на свой манер.
Он намеренно отстал от своих ребят — хотелось побыть одному — и, оставив позади многоголосую сумятицу вестибюля, вышел на ступеньки подъезда. Сгущались фиолетовые сумерки, там и сям исполосованные желтыми дорожками падавшего из окон света. Покалывал щеки набирающий силу морозец. К подъезду почти неслышно подкатила «Волга» с шахматной полоской на передней дверце, развернулась и замерла, выдохнув белесое облачко выхлопных газов. Где-то играла негромкая музыка. Потом смолкла. Хлопнула дверца машины. И в тишине отчетливо заскрипел снег под чьими-то быстрыми шагами. Он оглянулся и замер с недонесенной до рта сигаретой: шла о н а. Шла, плавно пересекая полосы света а тьмы, неторопливо и в то же время стремительно приближаясь к подъезду. Та и не та. Знакомая и чужая.
Она пополнела, стала гораздо женственнее. Округлилось и похорошело по-прежнему оливково-смуглое, с чуть выдающимися скулами лицо. И только глаза, пожалуй, остались прежними — невероятно синие на загорелом, обрамленном черными кудрями лице.
Все это он успел разглядеть за те короткие секунды, пока она подходила к зданию, внутренне подобрался и уже шагнул было ей навстречу, но она прошла мимо, скользнув по нему безразличным взглядом, то ли не узнавая, то ли не желая узнавать, и он остался стоять на ступенях, глядя ей вслед, ошеломленный и растерянный. Первым его побуждением было окликнуть ее, но стеклянная дверь уже захлопнулась за ее спиной и какой-то белобрысый тип со скошенным подбородком шагнул ей навстречу и помог снять пальто.