Очнулся он сразу, словно от чьего-то оклика, с безотчетным ощущением непоправимой утраты. Несколько секунд лежал неподвижно, не открывая глаз и собираясь с мыслями, а затем решительно сбросил с себя простыню и поднялся с кровати.
Золотисто-зеленое утро встретило его в лоджии щебетом птиц, бормочущим плеском фонтана, фиолетово-синим величием Копетдага.
Задребезжал телефон. Расхлябанный аппарат все еще не терял надежды вернуть его к прошлому. Он передернул плечами, прошел в ванную и, встав на красный резиновый коврик, пустил холодную воду. Минут через пятнадцать, продрогший, но бодрый и освеженный, он вернулся в комнату, докрасна растерся полотенцем и надел спортивный костюм.
Опять зазвонил телефон. Поколебавшись, он поднял трубку и молча поднес к уху.
— Алло? — Для мужского голос был тонковат, и тем не менее явно принадлежал мужчине. «Ошибка, — подумал он, — набрали не тот номер». И уже хотел было опустить трубку, но какая-то смутная догадка удержала его и заставила ответить.
— Слушаю.
— Не спится? — Теперь в голосе явно сквозили злорадные нотки.
— Допустим. — Мысль лихорадочно ворошила архивы воспоминаний. — Вам-то какое дело?
— Никакого, — миролюбиво согласился голос. — Просто решил звякнуть. Как-никак знакомство обязывает.
— Вам не кажется, что вы ошиблись?
— Ничуть. Ведь вы — дервиш?
Он вздрогнул и выпрямился. Дервиш… Вот оно что… Дервиш… Меньше всего на свете он ожидал еще раз услышать этот голос. И уж совсем не ожидал услышать его здесь.
Рейс на Ташкент задерживался по метеоусловиям, и пассажиров пригласили пройти в зал ожидания. После душной и тряской тесноты автобуса хотелось подышать свежим воздухом, и он стал медленно прохаживаться вдоль стеклянной стены аэровокзала.
Подмораживало. С характерным хрустом к стоянке подкатывали «Волги» и, описав полукруг, уносились, стремительно набирая скорость, по прямому, как стрела, шоссе, по обе стороны которого угадывались заснеженные силуэты деревьев. Местность чем-то напоминала «Березки», и ночь была почти такая же — с морозцем и редкими порхающими снежинками, и он вдруг отчетливо представил себе, как они идут вдвоем по этой дороге, теряющейся где-то в прочерченной двумя цепочками огней бесконечности. На душе стало тоскливо и неуютно, он почувствовал себя одиноким, и затерянным под огромным, затянутым белесой мглой небом и решительно направился в зал, высвеченный изнутри, словно огромный аквариум.
Зал жил своей, подчиненной аэрофлотовским законам, жизнью. Он отыскал свободное место возле капитана пограничных войск, направляющегося, как выяснилось, на Дальний Восток с женой и целым выводком белобрысых ребятишек, и от нечего делать принялся разглядывать снующих мимо пассажиров. Занятие это ему скоро наскучило, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. «Не уснуть бы, — с усталым безразличием подумал он, — чего доброго рейс проспишь».