После ухода гостя Лотарь спросил у дочери:
- Ну как, исповедала музыканта? Что ты скажешь о нем?
Она рассмеялась, подумала, подводя итог своим впечатлениям, и сказала:
- Он чудаковат, но не глуп.
- Пожалуй, что так, - поддержал ее Лотарь. - Это и мое мнение. По-твоему, он может сделать карьеру?
- Думаю, что да. Это сила.
- Превосходно, - отозвался Лотарь, следуя великолепной логике сильных, для которых существуют только сильные. - Значит, надо будет ему помочь.
Кристоф вынес самое яркое впечатление от встречи с Юдифью Маннгейм. Но он не влюбился в нее, как полагала Юдифь. Оба они - она вопреки своей изощренности, он вопреки своему инстинкту, заменявшему ум, - составили себе неверное представление друг о друге. Загадочность облика Юдифи, ее напряженная умственная жизнь обворожили Кристофа, но он не полюбил ее. Пленены были его глаза, его ум, а не сердце. Почему? Трудно сказать. Потому ли, что он почуял в ней что-то не совсем хорошее и беспокоившее его? При иных обстоятельствах это было бы лишним поводом для того, чтобы полюбить: ведь любовь с особой силой вспыхивает именно тогда, когда приближается к источнику своих страданий. Если Кристоф не полюбил Юдифь, то ни он, ни она не были в этом повинны. Настоящая причина - не слишком лестная для них обоих - заключалась в том, что Кристоф не успел достаточно далеко отойти от своей последней любви. Пережитое не прибавило ему благоразумия. Но Кристоф так любил Аду, в огне этой страсти сгорело так много веры, сил, иллюзий, что у него не хватало их для новой страсти. Пламя загорится лишь тогда, когда юноше будет из чего сложить в своем сердце новый костер, а пока это могут быть лишь беглые, случайно вырвавшиеся языки огня - яркие, но короткие вспышки пожара, который угасал за недостатком пищи. Через каких-нибудь полгода Кристоф, может быть, слепо отдался бы любви к Юдифи. Сегодня он видел в ней только друга, хотя к этому чувству примешивалось смутное томление; он силился освободиться от него, оно напоминало ему об Аде, - воспоминание, не слишком для него приятное. К Юдифи его влекло то, что выделяло ее среди других женщин, а не общие с ними черты. Это была первая умная Женщина, с которой он столкнулся. А умна она была с головы до кончиков пальцев. Самая красота ее - жесты, походка, очерк лица, склад губ, глаза, руки, изящная худощавость - все было отсветом ее ума; ум как бы формировал тело, - без него она могла бы показаться даже дурнушкой. Этот ум и восхищал Кристофа. Он представлялся ему шире и свободнее, чем был на самом деле. Кристоф еще не мог знать, как обманчива прелесть этого ума. Он жаждал довериться Юдифи, поделиться с нею своими мыслями. Никогда и никто не интересовался ими какая была бы радость найти подругу! В детстве он жалел о том, что у него нет сестры: ему казалось, что сестра могла бы понять его лучше, чем брат. Когда он увидел Юдифь, эта обманчивая надежда на братскую дружбу воскресла вновь. О любви он и не думал. А не будучи влюбленным, он считал любовь менее высоким чувством, чем дружба.