а в советское время был предан жесточайшему остракизму и почти на сорок лет – с 1930 по 1968 гг., то есть, до конца жизни, – отлучён от официальной литературы. Он был единственным из всех кубо-футуристов, кто чудом уцелел в вихрях страшных лет: художник Владимир Бурлюк погиб на фронтах первой мировой войны (Салоники, Италия, 1917 г.); его брат, поэт Николай Бурлюк, трагически погиб в эмиграции (Шанхай, 1920 г.); их старший брат, «отец российского футуризма» Давид Бурлюк, в 1920-ом г. эмигрировал в Японию (а оттуда, два года спустя, навсегда поселился в США); Велимир Хлебников умер от истощения и болезней в 1922 г. в далёкой от российских столиц деревне Санталово Новгородской губернии; «громовержец» Владимир Маяковский застрелился в 1930-ом г., до конца испив чашу «прелестей» нарождавшейся тогда новой, советской, жизни; страшная болезнь, с ампутацией обеих ног, до конца жизни (1961 г.) сковала в 1930-е гг. солнценостного Василия Каменского; ещё один будетлянин, Бенедикт Лившиц, отошедший от группы «Гилея» ещё весной 1914 г., был зверски замучен в застенках НКВД в 1939 г.; и только Елена Гуро умерла своей смертью весной 1913 г. Подобных «эпитетов» много, хватило бы на добрую книгу. Большая часть из них досталась Кручёных ещё при жизни. Он, казалось, не обращал внимания на унизительные нападки, верил в себя и шёл своей трудной дорогой. Не вникнув, не прочувствовав, этого нельзя было понять. Вникал же мало кто. Так рождалась легенда; живого Кручёных не замечали в упор. Это остро, хотя и несколько субъективно, подметил ценивший его Борис Слуцкий: «Полтора десятилетия дадаизма и сюрреализма, труд полупоколения талантов Франции. Германии. Италии, Югославии был выполнен в России одним человеком. Современники наблюдали его усилия с любопытством, иногда – сочувственным, чаще – жестоким. Кручёных был отвлекающей операцией нашего авангарда, экспериментом, заведомо обречённым на неудачу. Ко времени нашего знакомства Кручёных был на самом дне. Давным давно выброшенный из печатной литературы в литографированные издания, давным-давно лишённый и литографии, он был забыт. Не знали даже, жив ли он. Между тем, он был жив и нуждался в одеянии и пропитании. Пусть самых приблизительных»
>2.
Схожие судьбы были и у других наших новаторов, чьи биографии мы пишем столь запоздало…
1. 1886–1907. Херсон, Одесса. Юность. Начало художественной деятельности
В старом районе Херсона – Забалке – на перекрёстке улиц Пионерской и Сорокина (а до Октябрьского переворота – Купеческой и Качельной соответственно) до настоящего времени сохранился дом, один из многих десятков, что появились здесь в середине 19-го века, в котором с 1894 по 1910 гг. жил и работал Алексей Кручёных. Это был дом его отца, Елисея Петровича Кручёных, когда-то очаковского мещанина, долгие годы прожившего в деревне, но так и не ставшего крестьянином. Город всегда манил Елисея Петровича, благо, посёлок Оливский, где жила его семья и многочисленные родственники жены Мальчевские, располагался в нескольких десятках вёрст от Херсона