– Ах, вы еще об этом! Не можете успокоиться? Верю, верю, если вам так хочется. Я уже говорила, что это, в сущности, не мое дело.
– Надо верить, Катя, надо верить!
– Да я и верю, мисс. Какая вы смешная! Англичанка постояла несколько секунд, потом подошла к туалетному столику, перед которым сидела девушка, и, опустившись рядом с нею на низкий розовый пуф, заговорила, крепко сжав руки.
– Ну, хотите, я вам расскажу о Чарли? я не знаю, может быть, я говорю, чтобы вас уверить, потому что я не выношу недоверия, а может быть, для того, чтобы просто поговорить о нем. Мне решительно некому признаться, а мне очень тяжело. Я очень несчастна, дитя.
Катя быстро наклонилась к сидевшей и, разжимая ее закостеневшие руки, заговорила:
– Конечно, конечно, мисс! Но что с вами? Можно ли так огорчаться? Скажите мне все!.. Вот я уже знаю, что вашего брата зовут Чарли. Если он похож на вас, значит, очень хорошенький. У вас нет его карточки? Он моложе вас?
– На пять лет.
– Совсем еще мальчик!
– Мне двадцать шесть лет.
– Вы прибавляете, мисс, право. Но отчего же вы несчастны? Говорите мне все, все – ну?
Катя сползла на пол и, обнимая мисс, смотрела ей в глаза с нежной тревогой. Англичанка поцеловала ее в лоб, вздохнула, словно желая начать рассказ, но опять застыла. Наконец, из глаз ее полились слезы, она выпила воды, – Катя утерла ей глаза своим платком, – встала, прошлась по комнате и снова присела к переставшей плакать англичанке.
– Ну, теперь вы можете, в состоянии мне признаться?
– Да. Теперь мне легче… Вы правы… Чарли очень милый и красивый мальчик… У меня нет других братьев… Мать, я и Чарли, – вот и вся наша семья… Он не злой, но не умеет хотеть до конца… Хочет, а начнет делать – и расхочет. Так и в учении и во всем… Увлекающийся, но с коротким дыханием, его все интересует, пока он не приступил… Потом надоедает. Служил в конторе, бросил… Мы думали, он будет поддержкой… Где тут! Тогда я уехала. Мне было очень скучно. Чарли писал, иногда просил денег, но в таких выражениях, что я себе ясно представляла его лицо, все залитое румянцем. Он краснел, как девушка. Он сошелся с дурными людьми. Везде есть дурные люди. Писал, что полюбил… Говорил, что любит искренне, что она магазинная барышня. Но ведь я знаю его увлечения! После этого он еще быстрее покатился, ночевал на улицах, по три дня не обедал, с матерью уже давно не живет. Милая Катя, я даже не знаю наверное, не воровал ли он. Теперь письма прекратились, он, очевидно, погиб. А я-то знаю, какой он, какой милый и благородный! И я не могу себе представить, что бездомный хулиган (может быть, пьяный, может быть, вор!), – тот маленький Чарли, которого я так любила целовать и который так похож на девушку!