— Чего они там орут? — хмуро спросил майор Свинцов.
— А я знаю? — пожал покатыми плечами капитан Назмутдинов.
Старшина Гавриленко благоразумно промолчал, хотя уже начал понимать, какую Лену зовут и почему эта Лена не откликается. Догадка понемногу превращалась в очень неприятную уверенность, но старшина помалкивал в тряпочку, надеясь, что кривая вывезет и что потерявшаяся Лена просто заплутала в лесу.
Увы, его надеждам не суждено было оправдаться. Спустя каких-нибудь десять минут старшина Гавриленко стоял в пустом просторном помещении на втором этаже спального корпуса номер три. За исковерканным пулями голым оконным проемом негромко шумели на поднявшемся ветру березы и сосны. Толстый желто-коричневый шмель, деловито гудя, раз за разом тыкался в нагретую солнцем кирпичную стену, на которой, вводя его в заблуждение, красовалось оставшееся от одной из предыдущих игр пятнышко желтой краски. Под окном, на бетонном полу, с которого кто-то заботливо смел куски штукатурки и опавшую листву, лежал человек в коричнево-зеленом армейском камуфляже и черном пластиковом шлеме с прозрачным плексигласовым забралом. Рука в толстой перчатке с поролоновыми вставками еще цеплялась за рукоятку маркера, который вблизи так же мало походил на автомат, как детский водяной пистолет на боевой ствол. Плексигласовое забрало шлема было густо забрызгано красным — увы, не снаружи, а изнутри. Почти по центру прозрачного лицевого щитка виднелось аккуратное круглое отверстие. Судя по его расположению, пульс у лежащего на полу человека можно было не искать.
Сам не зная, зачем это делает, майор Свинцов наклонился и снял с головы лежащего простреленный шлем. По грязному бетонному полу рассыпались густые каштановые волосы. Левый глаз, серо-голубой и, как показалось Свинцову, удивленный, был широко открыт. На месте правого зияла кровавая дыра, но, несмотря на это, лицо убитой казалось нереально красивым.
— Прямо в глаз, как белку, — констатировал майор и повернулся к старшине Гавриленко, который стоял поодаль, свесив длинные, как у гориллы, руки, и исподлобья наблюдал за его действиями. — Ты что наделал, мудак?
— Так, а чего она?.. — с интонацией нашкодившего школяра забормотал громадный омоновец. — Она пальнула, ну, и я… Откуда ж мне знать? Я машинально…
— Машинально, — с горечью передразнил майор. — Тоже мне, Шура Балаганов. Чтоб тебе ни дна ни покрышки!
Старшина снова что-то забормотал, но Свинцов его уже не слушал. Он испытывал крайне неприятное ощущение стремительного падения в бездонную пропасть. «Вот уж действительно ни дна ни покрышки», — подумал он и, повернувшись на каблуках, вышел из комнаты.