Мы обратили внимание, что за столом нас уже не четверо а пятеро. И этот пятый как раз вот это и сказал!
— Зубы все равно портятся! От зубной нити еще больше!
«Кто это...» — подумал я.
— Это мой сын Митя. — Иван проснулся и кивнул в сторону Татьяны, а та, в свою очередь, кивнула на молодого красавца в выцветшем с одной стороны костюме. Митя встал и расшаркался перед нами, как граф, вернувшийся к себе на родину и заставший на своей вотчине большевиков в трусах.
— Я действительно вернулся на родину!
— Мой сын живет в Германии. У него там семья и все... И он актер, он будет играть жениха!
По случаю знакомства мы выпили нашей текилки, а Митя метнулся за метаксой к барной стойке.
— Вы обратили внимание?
— Да!
Я соврал, брат тоже. Мы были абсолютно расконцентрированными, и никакого внимания ни на что не обращали. Но слова Ивана и наша ложь заставили нас взять себя в руки и начать обращать внимание. Так, Татьяну втыкает, вокруг люди... едят. Вдруг мы почувствовали, что не все люди вокруг — люди!
— Правильно! Это финны! Они приезжают прожигать жизнь в этот город.
— Почему они так смотрят на нас?
— Мы пьем! А алкоголь — источник их жизни!
Финны как вурдалаки смотрели на нас своими колючими глазами, и нам стало страшно. Мне стало страшно вдвойне, потому что я увидел мою зубную нить «суперглосс» в волосах Татьяны. Она завязала себе моей нитью хвостик, как выпускница в день последнего звонка.
— Это что ж, значит, я чистил зубы за столом, смотрясь, наверное, в глаза Татьяны, потому что они за столом самые большие. А если я чистил зубы, значит, мы уже ложились спать! Значит, мы уже который день в «Чайке»! Как же вырваться?!
Финны и страшные мысли сгущались, но вернулся Митя, и страх рассеялся. Митя улыбался, как воин света. Его выцветший с одной стороны костюм, который он позаимствовал со съемочной площадки, чтобы вживаться в роль...
— Подожди! Вот, как раз о костюме! Это просто была находка!
Иван приглядывал этот костюм за год до съемок. Он еще не знал, что будет снимать, но точно знал, что костюм будет играть главную роль. Этот серый костюм висел на манекене в одном из московских магазинов для ебанатов, которые получают зарплату и делают отчисления в пенсионный фонд. Костюм висел и зиму, и весну, и осень. И манекен не раздевался, и никто не покупал костюм в витрине, — и солнце сделало свою работу: костюм выцвел со стороны, смотрящей на улицу, и стал таким суперским, что Иван решил снять его в кино, а мы скоро откроем специальную линию выцветшей одежды. Мы арендуем солнечную сторону Москвы под отстойники одежды — это будут такие специальные стеклянные шоурумы (хуй знает, что это такое, но слово достаточно солидное, чтоб под него дали кредит в банке), где одежда будет выцветать, отстаиваться как коньяк — чем дольше простояла на солнце, тем дороже. Нет, правда, одежда становится неповторимой, если она выгорела с одной стороны, а с другой чиста и невинна. И потом всякие дольчи, габбаны будут просить нас — выцветать их одежду, и мы...