Европа — Азия (Пресняков, Пресняков) - страница 65

— Вы к нам на фестиваль?

— Нет...

— На кинорынок?

— Не угадали...

— Что ж, вы — турист?

— И тут — мимо...

— Как романтично, ну откройте мне ваш секрет, почему вы здесь?

— Испытываю судьбу!

— Интересно... А не хотите испытать ее на нашем кинематографическом фестивале? Нам как раз не хватает члена... жюри... в конкурс неигрового кино... У вас такой умный взгляд... Вы как-нибудь связаны с кинематографом?

— Как-нибудь...

— Да и не важно... я вас прошу... Не как официальное лицо, как женщина — посудите наш конкурс...

— Вы играете не по правилам! Вам нельзя просить! Как можно вам отказать?! Только я ограничен во времени... — Лифт остановился. Восточная Красавица схватила меня за руку и потащила за собой.

— Все мы в чем-то ограничены, но наша ограниченность не должна мешать нашей органичности! У вас внешность кинематографиста! Так будьте же им! — Женщина втолкнула меня в темный зал, и я упал в кресло с табличкой: «Жюри».

Передо мной стояла бутылка минералки, в руку мне тут же всунули блокнотик с ручкой. На экране шел неигровой фильм. Рядом, на креслах с такой же табличкой, сидело еще человек пять; они живо реагировали на все неигровое, что было перед ними: хмыкали, пускали слюни, записывали что-то в блокнотики. Я стал смотреть вперед и делать вид, что тоже что-то записываю. На экране ничего такого не происходило. Один фильм сменял другой. От скуки я стал представлять, что я сам, мое тело и сознание — это такой же экран, на котором крутится кино, и то, что я думаю и говорю, — это реплики сценария, выдуманного не мной. Меня вдруг резанула мысль, что я Актер с большой буквы, играющий какую-то смешную роль. И вот сейчас настало время выйти из этой роли, шагнуть с экрана в жизнь, чтобы стать самим собой... Я почувствовал, как внутри меня что-то рвануло наружу, — но тут все зашушукались, и я перевел взгляд со своего экрана на фестивальный. Там начался фильм, как бы документальный, про одного пожилого ВГИКовца, который воспитал целую плеяду молодых ВГИКовцев. В зале одобрительно закивали головами, — и я вспомнил, что точно так же кивали головами в университете, когда я там учился и защищал диплом. На защитах, когда ты говорил что-то от себя, излагал свои мысли, идеи, преподаватели недовольно морщились, а когда цитировал всем известные старые книжки, все довольно кивали. Вот и тут все закивали, а я поморщился. Потом показали еще пять фильмов, я потом узнал, что их было пять, мне они показались одним сплошным эпопеем! Мне поплохело, я выпил минералку, и стало еще хуже. Я стал искать глазами Восточную Красавицу, которая меня так оголтело соблазнила и бросила, но ее в зале не было. И правильно, что не было! Женщине не стоит тратить свои женские соки, просматривая такое... не знаю, как и сказать... даже не гадкое, настолько черное, мрачное, бездумное... как сгущенка с какао из моего гастронома на улице Белореченская. Я выбежал из зала, побежал по берегу и наткнулся на ослепительно белую палатку с надписью: «Мартини». Рядом с этой палаткой и стояла моя красавица. Я хотел было открыть рот, чтобы накричать на нее, — но она всунула мне в руку карточку и запела свою восточную песню: