— А у нас есть кинокомпания? — обрадовался я.
— Она не наша, но нам нужно делать все в рамках! — прикрикнул на меня Иван. Я зажался, даже, можно сказать, обиделся. Но решил не показывать вида, потому стал, как ни в чем не бывало, смачно сплевывать на костюм какого-то киноактера, в чьем вагончике мы и устроили это заседание.
— В общем, мне пришел эсэмэс, где нам рекомендуется внести в фильм недостающее звено... по мнению этих... специалистов, чтобы наш фильм смог вписаться... необходим ветер!
— Ветер?
— Тайфун! — заорал на нас Иван.
Прошло полдня, прежде чем наконец один из нас не произнес:
— И чо делать?
Иван вышел на улицу. Пошел дождь, и режиссер накинул плащ «Порш», хорошо защищающий как раз от такого мокрого дождя. Съемки шли своим чередом, актеры возбужденно снимались, операторы катились по рельсам, прильнув к глазкам своих камер, — никто и подумать не мог, что вся эта красота через каких-то полгода, когда закончится монтажно-тонировочный период, вся эта красота не впишется в мейнстрим европейского кино!
Иван забежал в «Порш» и включил навигационную систему. По показаниям спутника стало понятно, что недалеко от нашего леса располагается воинская часть. Мы с братом вышли из вагончика, Иван стал заводить Порш.
— Делайте все, чтоб они танцевали! Что бы ни случилось, — пусть все танцуют! — крикнул Иван, надавил на газ и только его и видели.
— Что бы это значило? — призадумались мы и пошли разводить себе кофе. Кофе был насыпан в большой кулек с надписью Tesco, рядом стоял электрочайник с холодной водой — розеток в лесу не было. Перед нами на поляне начали снимать очередной эпизод. Вдруг актер, исполняющий роль свидетеля, громко закричал и выбежал из кадра, — оказывается, он не захотел сниматься в заплеванном костюме.
— Какие питерцы привередливые! — посетовала Татьяна, прибежавшая попить с нами кофе. Попив, она принялась помадить свои ярко-красные губы помадой Max Fucktor исчернить густо-черные ресницы тушью Maybe Li. — Митя меня поводил по Выборгу! Какой шикарный город! Одни аутлеты! Я косметики набрала!
Еще большая красота на Татьянином лице, наконец, состоялась, и она окончательно упала нам на уши:
— Ой, я так переживаю! Может, сегодня меня наконец снимут! Братья! Вы бы сказали Ивану. Я все время репетирую, а он даже не смотрит. А потом, когда я уже после репетиции жду, что начнут снимать, — все уходят! У меня уже паника! Я совсем не знаю, — я-то буду в этом кино, или меня наебали?!!
Мы помычали что-то в ответ, соображая, как заставить всех исполнять волю уехавшего режиссера.