Вот тут волки останавливались и постояли, повернулись все в одну сторону, поперек собственных следов. Один отстал, походил вокруг покосившегося соснового пенька и, словно чего-то испугавшись, широкими прыжками вернулся к стае.
«Волчий след особенно заметен в прыжках», — говаривал ему отец, старый охотник. И в самом деле так. Этот след отличался какими-то резкими, рваными очертаниями. Зверь кидался, широко растопырив когти и разрывая ими снег. Следы напоминали его неровные страшные зубы…
Сделав еще несколько шагов, Тогойкин остановился. А почему хищник свернул к этому пню? И почему опрометью бросился от него назад? Да откуда здесь, по-видимому на замерзшем болоте, — уж слишком ровное и чистое место, — взялось дерево? Одно-единственное дерево. Кто же мог его так ровненько спилить?..
Ох как неохотно Тогойкин снова подошел к пню и толкнул его ногой! Пень вывернулся, а человек отпрянул назад. Бочонок!.. Да, перед ним лежал маленький дубовый бочонок с тонкими железными обручами. Тогойкин растерянно затоптался на месте, затем, словно боясь упустить находку, быстро схватил бочонок в объятия, выскочил на тропку и, поставив его торчком, стал внимательно оглядывать.
Бочонок масла, о котором так горевал Фокин! Какая удача.
Николай был настолько обрадован, что у него бешено заколотилось сердце. Даже пот прошиб его. Крепко обхватив бочонок, он, спотыкаясь, устремился быстрыми шагами вперед.
На ходу он почувствовал слабый запах бензина и рассмеялся.
— Несчастный зверь! Вот чего он так испугался, вот почему бросился бежать! — сказал Тогойкин вслух.
Палка, которую он считал и опорой и оружием, теперь мешала ему. Сначала он сунул ее под мышку, потом воткнул в снег. Круглый и гладкий, тяжелый бочонок он сначала прижал к груди, затем нес его под мышками, меняя руки, закидывал на плечо, ставил на голову, а когда шел по насту, катил перед собой. Он шел быстро, переходя на бег, проваливаясь и падая; он так радовался этому бочонку, что не чувствовал ни усталости, ни времени, ни расстояния. Одна мысль завладела им — поскорей добраться до своих. Он чувствовал себя сильным и легким, радость несла его вперед. Со стороны могло показаться, что он просто играет бочонком или жонглирует, перекидывая его с руки на руку, на плечо, на голову…
«А не положить ли записку за пазуху?..» Но что за записка все время вертится у него в голове?
Сумерки сгущались все больше. Ветер начал усиливаться. Густо валил рыхлый, мокрый снег. Грудь, колени и рукавицы покрылись корочкой льда. Тогойкин часто вытирал пот с лица, часто стряхивал с себя снег. А сам все шел и шел. Он чувствовал легкое головокружение, теплое жжение в желудке, а временами, кажется, засыпал на ходу всего на какие-то доли секунды. Ох как хотелось согнуть колени и присесть! Но если уж он присядет, то непременно захочется лечь. А стоит хоть на минуту прилечь, подняться он уже не сможет.